Три покушения на Ленина - читать онлайн книгу. Автор: Борис Сопельняк cтр.№ 62

– Пусть моя кровь грызет ваши души! И вообще, что тут торговаться? Здесь не продажа лошадей. Я знаю, приговор у вас давно готов. Вы – суд палачей!

Приговор действительно был готов: после десятиминутного совещания Кингисеппа приговорили к расстрелу. Той же ночью закованного в наручники Виктора привезли к озеру Юлемисте. Могила уже была готова. Когда его поставили у края неглубокой ямы и построили расстрельную команду, Кингисепп лишь иронично улыбался. Раздалась команда «Пли!», грянул залп, и Виктор рухнул наземь. По инструкции смерть приговоренного должен зафиксировать полицейский врач, поэтому к Виктору тут же подскочил человек с фонендоскопом, послушал сердце и пискляво закричал:

– Он жив! Он еще жив! Стреляйте в голову! Быстрее! Точно в голову!

От расстрельной команды отделился офицер с пистолетом в руках и всю обойму разрядил в голову Кингисеппа.

Тело тут же закопали, а могилу сравняли с землей. 4 мая 1922 года все газеты напечатали сообщение о расстреле Кингисеппа. Пораженные этой новостью таллинцы не сразу пришли в себя, а потом, как по приказу, затрубили гудки заводов и, потрясая кулаками, народ высыпал на улицы.

Траурные митинги состоялись не только в Таллине, они прошли в Москве, Петрограде, Берлине, Лондоне и даже в Шанхае. Московские власти приняли решение похоронить Кингисеппа у Кремлевской стены, и в связи с этим обратились к правительству Эстонии с просьбой выдать его тело.

Казалось бы, почему это не сделать, почему не отдать тело мертвого врага его московским друзьям? Но эстонские бароны так люто ненавидели Кингисеппа, что продолжали сводить счеты даже с его трупом. Однажды ночью они вскрыли могилу, откопали тело, вывезли на лодке в море, привязали две гири и сбросили в воду. Так могилой Виктора Кингисеппа стало Балтийское море.

А через несколько дней на карте России, недалеко от Петрограда, вместо древнего Ямбурга появился город Кингисепп: так благодарная Россия решила увековечить имя простого эстонского парня, отдавшего ради победы идеалов революции самое дорогое, что есть у человека – свою собственную жизнь.

«ЭПИЗОД № 6»

По большому счету, о человеке с фотоаппаратом следовало бы забыть, его имя предать анафеме и сделать вид, что никакого Якова Юровского в истории России не было. Но в том-то и беда, что Юровские бессмертны: исчезая на какое-то время, они вновь поднимают головы и в соответствии с потребностями кремлевской верхушки размножаются, как грибы-поганки, невозмутимо и хладнокровно проливая реки человеческой крови. Поэтому знать их – надо. А если удастся выкорчевать или затоптать хотя бы одну такую грибницу, можно будет считать, что жизнь прожита не зря. Но еще лучше, если человечество научится предотвращать появление таких чудовищ: поэтому нужно уяснить, как и откуда они берутся.

Яша Юровский родился в многодетной еврейской семье, которая в поисках счастья моталась то с Украины в Сибирь, то из Сибири на Украину, пока не осела в городе Томске. То ли из-за того, что нужно было поднимать на ноги десять братьев и сестер, то ли из-за бездарности, но в школу Яков ходил всего один год, начав подрабатывать то у портного, то у часовщика, то у ювелира.

Ни хорошим портным, ни перворазрядным часовым мастером он так и не стал. А зачем? Зачем из года в год копаться в пружинках, маятниках и шестеренках, постигая секреты устройства часовых механизмов? Чего этим добьешься? Ну, будут тебе носить часы со всего города, и что? Что дальше? Купцом Демидовым не станешь и в Государственную Думу не попадешь. То ли дело – политика! Студенты говорят, что после революции каждый, кто был никем, тот станет всем. Совсем другой коленкор!

Надо прибиваться к студентам-большевикам, ратующим за революцию, решил вчерашний часовщик и начал расклеивать листовки, таскать чемоданы с нелегальной литературой и организовывать забастовки. Само собой разумеется, последовали аресты. Но тогда без них было нельзя, тогда считалось, что если не побывал в тюрьме, то революционер ты неполноценный. А раз за правое дело не пострадал, то и доверие тебе минимальное.

Худо-бедно, но после Октябрьского переворота Яков Юровский стал настолько доверенным человеком, что его приняли в ЧК, а затем отправили в Екатеринбург, назначив начальником охраны печально известного Дома особого назначения, в котором содержалась под арестом царская семья. Ничего особенного этот каменный особняк из себя не представлял: четыре комнаты наверху занимали Романовы, а в полуподвале разместилась прислуга.

Первый раз Юровский появился в доме Ипатьева 26 мая 1918 года, и пришел он туда в качестве… врача: по крайней мере так его воспринял Николай II, о чем свидетельствует запись в его дневнике.

Профессор Деревенько приехал вместе с царской семьей из Тобольска, но ему разрешили жить вне Дома особого назначения и время от времени осматривать больного Алексея. Чтобы произвести чисто чекистскую разведку, то есть проверить караулы, осмотреть входы и выходы и присмотреться к узникам, Юровский вызвал Деревенько и сказал, что в качестве местного врача пойдет с ним к царю, и даже не с ним, а придет чуть раньше. Если же тот проколется и даст знать Николаю, что он не врач, а чекист, ареста профессору не миновать!

Перепуганный профессор был нем как рыба, и, возможно, именно это спасло ему жизнь. Во всяком случае, пули Юровского он избежал. А через год, когда колчаковская контрразведка вела следствие о зверском убийстве царской семьи, профессор Деревенько делился своими впечатлениями о встрече с Юровским.

А тогда, летом 1918-го, Юровский, если верить официальным отчетам, предотвратил несколько попыток освобождения Романовых, раскрыл не один заговор и даже чуть было не погиб от пули террориста.

Есть в этих отчетах упоминания и о других «подвигах» Якова Юровского. Скажем, проявив незаурядное мужество и пролетарскую принципиальность, он победил двух юных монахинь, которые по поручению матушки-игуменьи приносили молоко, масло и яйца узникам Дома особого назначения. Комендантом тогда был местный большевик Авдеев, который против этого не возражал. Когда это стало известно Юровскому, он устроил выволочку Авдееву, насмерть перепугал монашек и разрешил приносить молоко только для больного Алексея, и не больше одной кружки.