– А второй, чернявенький, – показывали они на подъехавшего к этому времени Зиновьева, – тоже косец?
– Конечно косец, а кто же еще… Травы в этом году богатые, одному не управиться, – врал напропалую Емельянов, содрогаясь от нависшей опасности, ведь на соседних дачах полным полно офицеров. А ну как кто-нибудь снаушничает, тем более, что в газетах пишут, будто Временное правительство выдало ордер на арест Ленина, и тому, кто его поймает, обещано вознаграждение.
В тот же вечер, как только стемнело, Николай чуть ли не силой усадил «косцов» в лодку и переправил их на глухой сенокосный участок, где у него стоял кое-как сработанный шалаш.
– Теперь жить будете здесь, – не терпящим возражения тоном сказал он. – Это решение ЦК.
Дисциплинированные большевики спорить не стали и начали обживаться в шалаше. Сено они, конечно же, не косили, а целыми днями обсуждали варианты захвата власти, и если писали статьи, то только на эту животрепещущую тему. Время от времени их навещали: то на лодке приплывал Свердлов, то Дзержинский, то Орджоникидзе. Все шло нормально, пока в один из визитов они не сообщили, что в поселок нагрянули патрули, которые усиленно ищут родственников Николая Емельянова, поэтому ЦК принял решение срочно переправить одного из «косцов» в Финляндию, а другого – на конспиративную квартиру в Петрограде.
После краткого обсуждения решили, что в Финляндию поедет Ленин.
– Каким классом? – невесело пошутил Ильич.
– Самым почетным, – в тон ему ответил Свердлов, – на паровозе. Причем там, куда посторонних не пускают, – в будке машиниста. Поэтому мы вас переоденем и загримируем под его помощника.
– Ну что ж, – вздохнул Ильич, – гримироваться – это дело плевое, к этому нам не привыкать. А на паровозе – это интересно, на паровозе я еще не ездил.
– Вот и славно, наберетесь новых впечатлений. Заодно узнаете, о чем думают рабочие-железнодорожники.
– Да-да, это важно. Это чрезвычайно важно! – заторопился Ленин. – А вот это в печать, немедленно в печать, – протянул он густо исписанные листы. – Тут есть статьи на злобу дня, такие, как «К лозунгам», «Политическое положение» и «Уроки революции», – их нужно дать в газетах. А вот это – это принципиально важная, если хотите, программная, работа. Называется она «Государство и революция»: тут я говорю и о диктатуре пролетариата, и о построении коммунистического общества, и о фазах его развития, и о многом другом. Хорошо бы эту вещь издать отдельной книжицей. Это возможно?
– Пока у нас нет власти, не все в нашей власти, – скаламбурил Свердлов. – Но издать книжку вождя – в нашей власти.
– Заранее благодарен, – иронично-церемонно раскланялся Ленин и начал собирать свои пожитки.
Тем временем в печати поднялась шумиха, вся суть которой сводилась к тому, что Ленин должен явиться в суд и публично опровергнуть выдвинутые против него и его партии обвинения. А Особая следственная комиссия добывала все новые и новые данные о враждебной деятельности большевиков. Вскоре Ленину и десяти его соратникам было предъявлено официальное обвинение в том, что, «являясь русскими гражданами, по предварительному между собою и другими лицами уговору, в целях способствования находящимся в войне с Россией государствами во враждебных против нее действиях, вошли с агентами названных государств в соглашение содействовать дезорганизации русской армии и тыла для ослабления боевой способности армии».
Ленин понимал, что это обвинение более чем серьезно, что оно ставило и его самого, и всю партию вне закона, поэтому он срочно сочинил так называемый «Ответ тов. Н. Ленина», который был опубликован в газете «Рабочий и солдат». Ответ был полон такой неприкрытой лжи и неубедительных доказательств чуть ли не в святости большевиков, что возмутился даже Плеханов: он открыто упрекал Ленина в неразборчивости и считал, что после июльской трагедии Ленина следовало бы арестовать. Но ни задержать, ни арестовать Ленина не удалось, так как к этому времени он находился на паровозе № 239, который на всех парах мчался к Гельсингфорсу. А вот 140 видных большевиков оказались за решеткой.
Двадцать с лишним томов обвинений, собранных Особой следственной комиссией, требовали какого-то завершения, иначе говоря, беспристрастного и строгого суда. Но суд не состоялся. Как ни странно это звучит, помог большевикам генерал Корнилов. К этому времени Лавр Георгиевич был Верховным главнокомандующим вооруженными силами России. Ему так надоела вся эта революционно-демократическая возня в Петрограде, что он решил свергнуть Временное правительство и установить военную диктатуру. В конце августа он двинул на Петроград более 10 пехотных дивизий и конный корпус во главе с генералом Крымовым.
В этой ситуации Временному правительству ничего не оставалось, как обратиться к рабочим и солдатам Петрограда с призывом встать на защиту революции. Большевики поддержали этот призыв, поэтому судебную тяжбу против них прекратили, а всех арестованных выпустили из тюрем. На подступах к Петрограду корниловцев остановили. Немалую роль в этом сыграли большевики, которые так искусно распропагандировали солдат корниловских дивизий, что те арестовали не только офицеров, но даже генералов, в том числе самого Корнилова.
После этой бескровной победы ленинцы воспрянули духом.
Красная гвардия насчитывала десятки тысяч штыков, солдаты целыми батальонами вливались в Военную организацию большевиков, куда более активными стали матросы. Ленин как нельзя лучше прочувствовал ситуацию и, находясь в Финляндии, бомбардировал Петроград письмами с не терпящими возражения требованиями: «Большевики должны взять власть!»
Судя по всему, немцы были не только в курсе всех этих дел, но и приложили к ним свою руку. Вот что писал в эти дни в Ставку статс-секретарь Министерства иностранных дел Кюльман.
«Нашим военным операциям на Восточном фронте сильно помогает интенсивная подрывная деятельность внутри России, организованная германским министерством иностранных дел. Мы заинтересованы в поддержке революционных элементов. Мы занимаемся этим уже довольно долгое время в полном соответствии с указаниями политотдела Генштаба в Берлине. Наша совместная работа принесла ощутимые плоды. Без нашей постоянной поддержки большевистское движение никогда не смогло бы достигнуть такого размаха и влияния, какое оно сейчас имеет».
Судьба восстания решалась 10 октября на тайном заседании ЦК.
Все еще находившийся на нелегальном положении Ленин потребовал принятия резолюции о подготовке вооруженного восстания. Его поддержали 10 из 12 членов ЦК. Каким-то образом это стало известно главе правительства Александру Керенскому. Тот запаниковал и не придумал ничего лучшего, как обсудить этот вопрос с британским послом Джорджем Бьюкененом и будущим известным писателем Моэмом, который выполнял задания секретных служб.
Говорить в присущей ему публицистичной манере у Керенского уже не было ни желания, ни сил, поэтому он монотонно зачитал текст, в котором говорилось, что большевики в ближайшее время поднимут восстание, что предотвратить его у Временного правительства нет сил, следовательно, надо немедленно предложить Германии мир, причем как на Западном, так и на Восточном фронте. Русскую армию удержать на фронте нельзя. Немцам воевать на Восточном фронте уже не с кем, они это понимают и перебрасывают на Западный фронт все новые и новые дивизии, что усложняет проведение наступательных операций войскам Антанты. Значит, нужен мир. Мир без аннексий и контрибуций. А мы попробуем использовать против большевиков освободившиеся фронтовые части: они еще не распропагандированы и, даст Бог, восстание подавим.