Вскоре братание приобрело массовый характер. Так или иначе, боевые действия на Восточном фронте фактически прекратились, и Людендорф смог перебросить вожделенные 70 дивизий на Западный фронт. А большевики, не теряя темпа, начали призывать распропагандированную солдатскую массу повернуть оружие против внутреннего врага, то есть против Временного правительства.
И все же на Юго-Западном фронте солдат удалось поднять в атаку. Действуя против австро-венгерских частей, армия генерала Корнилова прорвала оборону противника, захватила семь тысяч пленных и почти полсотни орудий, но потом попала под фланговый удар и покатилась назад. Но австрийцы и подоспевшие им на помощь немцы не стали добивать отступающие русские части: вместо кавалерии они выставили… духовые оркестры, которые во всю мощь заиграли польки, вальсы, а потом и «камаринскую». Услышав родную мелодию, солдаты побросали винтовки и пошли брататься.
– Прекратить! – перекрывая гром оркестров закричал Корнилов. – Немедленно прекратить! Это измена! Позор! Я по братальщикам прикажу открыть огонь из орудий!
Когда его слова передали немцам, а потом и австрийцам, те игру прекратили, а вот русские затеяли митинг, на котором последними словами ругали офицеров и генералов, которые их притесняют и лишают свободы.
– Ужо вам! – грозили они кулаками. – Придет и ваш черед. Всех на штыки поднимем!
Когда об этом поражении узнали в Петрограде, то господа министры решили использовать его в своих интересах: якобы для того, чтобы заткнуть образовавшуюся на фронте брешь, они задумали удалить из столицы наиболее революционно настроенные части, и прежде всего 1-й пулеметный полк. Пулеметчики отказались подчиниться и на общем собрании высказались за выступление против Временного правительства. 500 пулеметов – это вам не шутки! А когда к ним присоединились солдаты запасного батальона Гренадерского полка, министры дали отбой и заявили, что пулеметчики нужны в Петрограде.
– Пулеметчики? В Петрограде? Зачем? – завопила революционная пресса. – В кого они собираются стрелять?
Как оказалось, мишени для пулеметчиков были… Речь идет о событиях 3–5 июля 1917 года. Сперва на улицы вышли рабочие, потом к ним присоединились солдаты и даже кронштадтские матросы. Военная организация большевиков решила возглавить «мирную, но вооруженную демонстрацию» под лозунгом: «Вся власть Советам!» Около 400 тысяч человек носились по городу и громили все, что попадалось под руку.
Но не все, далеко не все пулеметчики шли в рядах демонстрантов. Были и те, которые оборудовали огневые позиции на чердаках и колокольнях. Петроград в те дни обезумел! Стреляли все и стреляли везде. Кто свои, кто чужие? Ведь все русские, все в шинелях, пиджаках или бушлатах, но пока выяснишь, могут и пристрелить, поэтому вначале говорил револьвер или пулемет – у кого что было, а уж потом дознавались, кто есть кто. Случайным свидетелем этих событий стал Максим Горький. Вот что он писал по горячим следам увиденного и пережитого в те дни:
«На всю жизнь останутся в памяти отвратительные картины безумия, охватившего Петроград днем 4 июля. Вдруг где-то щелкает выстрел, и сотни людей судорожно разлетаются во все стороны, гонимые страхом, как сухие листья вихрем, валятся на землю, сбивая с ног друг друга, визжат и кричат: „Буржуи стреляют!“ Стреляли, конечно, не „буржуи“, стрелял не страх перед революцией, стрелял страх за революцию. Он чувствовался всюду: и в руках солдат, лежащих на рогатках пулеметов, и в дрожащих руках рабочих, державших заряженные винтовки и револьверы со взведенными предохранителями, и в напряженном взгляде вытаращенных глаз. Было ясно, что эти люди не верят в свою силу да едва ли и понимают, зачем они вышли не улицу с оружием».
Свидетельство Горького, что бы там ни говорили, это свидетельство человека, сочувствовавшего и большевикам, и революции в целом. А как смотрели на эти события люди из другого лагеря, люди, которые видели в большевиках врагов России? Сохранились любопытные воспоминания одного из высокопоставленных чиновников того времени Григория Михайловского. Вот что он, в частности, пишет.
«Эти матросы группами и в одиночку, с ружьями наперевес, с загорелыми лицами и с лентами, перевернутыми внутрь на шапках, чтобы скрыть свою принадлежность к тому или иному судну, эта анонимная атака приехавших извне людей, ставшая надолго символом большевистской революции, не имели ничего общего с февральской толпой или с апрельскими военными демонстрациями… Никогда еще уверенность, что чужая рука движет этими людьми, направляет их и оплачивает, не принимала у меня такой отчетливой формы.
После июльских дней всякая тень сомнения в германской связи большевистского движения у меня исчезла. В этих кронштадтских матросах не было ни малейшей искры энтузиазма или же того мрачного фанатизма, который заставляет человека идти на смерть за свое дело».
Как бы то ни было, но в результате этой «мирной, но вооруженной демонстрации» было убито, по разным подсчетам, от 400 до 700 человек. Временное правительство было на грани падения, никакой властью оно практически не обладало и, по большому счету, должно было подать в отставку. Но нашелся человек, который не только спас правительство, но и нанес очень ощутимый удар по большевикам. Им оказался не самый удачливый, но очень деятельный министр юстиции Переверзев. В свое время он создал в министерстве отдел контрразведки, который накопал немало материалов «о преступных связях большевиков с германским Генеральным штабом». И вот теперь, на свой страх и риск, он решил предать эти материалы гласности.
Для начала, прежде чем передать документы в газеты, их воздействие решили испытать на солдатах. Для этого вечером 4 июля на Дворцовой площади собрали солдат запасного батальона гвардейского Преображенского полка. Когда им огласили перехваченную переписку Парвуса с Берлином, Ганецкого с Парвусом и Ленина с Ганецким, когда им рассказали, на каких условиях немцы согласились пропустить вагон с Лениным и его сторонниками через Германию, солдаты пришли в такое негодование, что потребовали ареста Ленина и готовы были разгромить штаб большевиков. От стихийного погрома их остановили, заверив, что правительство примет свои, законные меры.
Разъяснительная работа продолжалась. Весть о том, что восстание было организовано большевиками с целью свергнуть законное правительство, подорвать авторитет армии и сдать Петроград немцам, с быстротой молнии разнеслась по казармам, а заодно по фабрикам и заводам.
Город гудел и требовал призвать большевиков к ответу. Именно это требовалось Временному правительству, чтобы перейти к действиям. Прежде всего были разведены мосты. Это сделали для того, чтобы к дворцу Кшесинской не могли подойти путиловцы или рабочие Выборгской стороны, которые были главной опорой большевиков. Потом отключили телефоны сочувственно относящихся к большевикам воинских частей. И только после этого организовали налет на редакцию «Правды». Людей, которым была поручена эта операция, отбирал лично командующий Петроградским военным округом генерал Половцев. За дело взялись на рассвете – и уже через час командир отряда направил мотоциклиста с кратким рапортом в штаб округа: «Доношу: к 4 часам утра 5 июля я получил словесное приказание обезоружить всех находившихся в редакции газеты „Правда“ солдат, а также захватить переписку и документы. Означенное поручение мною выполнено. Документы и 10 винтовок будут доставлены моими людьми в штаб».