— Гейб… о боже… я не могу… — Он запрокинула голову назад, когда он просунул руку ей под плечи, прижимая ее к себе, и вжался в нее бедрами. Она не могла сказать, испытала ли еще один оргазм, или все еще чувствовала разрушительное воздействие первого. Никки с закрытыми глазами откинулась назад, чувствуя онемение во всем теле.
Он прохрипел ее имя, в последнюю секунду достав из нее член, и излился ей на живот, в котором она все еще ощущала слабую пульсацию.
Гейб оперся на одну руку и губами коснулся ее плеча. В следующий момент он уже целовал уголок губ.
Никки тихонько вздохнула.
— Это был… тот еще поцелуй.
* * *
Гейб пялился в потолок, слушая, как дождь барабанит по крыше, и водил пальцами по руке Ник, ощущая ее теплое дыхание. Они лежали на боку, лицами друг к другу, рискуя упасть с узкого дивана, если пошевелятся. Он обнимал ее, а она использовала его плечо как подушку. И, несмотря на тесноту, никогда еще он не чувствовал себя так комфортно.
А еще у него никогда не было такого секса. Даже с Эммой. Он слегка удивился, что мысль об Эмме не причинила боли, словно хлыст с зазубренным концом. Она просто появилась и исчезла.
Гейб посмотрел в сторону, а затем снова на Ник. Она лежала, ничем не прикрытая, и спокойно и глубоко дышала. От вида ее обнаженной груди, маленьких пухлых сосков и разведенных в стороны бедер он почувствовал, как член возвращается к жизни. Он снова посмотрел на грудь девушки.
— Ты пялишься на мою грудь? — тихо спросила она.
Гейб улыбнулся, посмотрев ей в лицо: глаза Ник были закрыты.
— Может быть.
— Думаю, да.
— Это не единственное, на что я пялюсь.
Она повернула голову к нему.
— Грязный старикашка.
— Чертовски верно. — Он прижался членом к ее бедру.
— У тебя эрекция?
— Почти. — Гейб провел рукой по ее щеке. — Рядом со мной лежит красивая обнаженная женщина. Так что стоять у меня будет практически постоянно.
Она тихо рассмеялась.
Оглянувшись на настенные часы, он вздохнул.
— Ты спешишь?
— Нет, но, пожалуй, стоит написать маме, — зевая ответила она. — Я сказала ей, что поеду за коробками.
— Достать твой телефон? Кажется, сумочка где-то на полу.
— Подожди, — ответила она. — Тогда тебе придется встать, а ты теплый, и мне уютно.
Хорошо. Он тоже не хотел вставать. Гейб не хотел ее отпускать. Мысль, казалось, пришла из ниоткуда, но он и правда не хотел этого.
— Голодна?
Она что-то промычала и пожала плечами, отчего ее груди всколыхнулись, а его член стал твердым как камень. Замечательно.
Она снова закрыла глаза. Очевидно, их разговор не окончен, но что он может уладить?
У него было чувство, что разговоры лишь все усложнят, потому что Никки настойчиво спрашивала, кто они друг другу, а у него не было ответа.
Когда дело касалось Никки, в голове у него воцарялся хаос.
Гейб закрыл глаза, и его охватило острое чувство отчаяния. Было очень тяжело отделаться от ощущения, что всему этому — им — придет конец.
Мужчина вспомнил о том, что сказал ему прошлой ночью Дев. О чем он думал? Ему стоило сосредоточиться на том, чтобы найти дом в Батон Руж и начать строить новую жизнь со своим сыном, а не заводить отношения с Ник.
Гейб никогда не планировал забирать Вильяма у бабушки с дедушкой. Вот почему он искал дом в Батон Руж. Конечно, он хотел, чтобы сын жил с ним постоянно, но на это потребуется время. Больше, чем три месяца, но правда состояла в том, что никакое время не сможет убедить Ротшильдов отдать его.
Если они захотят выступить против него и привлекут к суду, факт, что Гейб встречается с женщиной гораздо младше себя, будет выглядеть нехорошо. Де Винсент знал, что люди способны на мерзкие поступки, чтобы защитить тех, кого любят. Дьявол, он сам так поступал, ограждая близких.
Но он не Дев. У его семьи есть власть и деньги, чтобы гарантированно не иметь проблем с опекой, но он не станет поступать так со своим сыном и родителями Эммы, которые потеряли единственного ребенка.
Дерьмовая ситуация.
Сердце сжалось. Он поступает несправедливо по отношению к Ник, зная, что не сможет дать ей много. А она заслуживала большего.
Он невольно задавался вопросом, а испытывал ли когда-нибудь настоящие чувства, даже к Эмме. Придется отказаться от Ник.
Он открыл глаза, почувствовав, как девушка языком облизала его большой палец, а потом полностью взяла его в рот и начала посасывать, отчего Гейб ощутил волну неконтролируемого желания.
Твою мать.
Все мысли испарились.
Он приподнялся на локтях, глядя на роскошные губы девушки.
— Я тебя трахну, — сказал он.
Ник закрыла глаза и застонала, не вынимая палец изо рта. Твою мать. Это было самое сексуальное, что он видел и слышал в своей жизни. Гейб перевернул девушку на живот и поставил на колени. Ник уперлась локтями в диван.
— Не двигайся, — приказал он, убедившись, что она удобно устроилась, взял член и направил прямо в ее лоно, свободной рукой ухватившись за ее плечо.
Он помнил, какая она узкая, поэтому проникал медленно, давая время привыкнуть к его размерам. А потом она двинула попкой, насаживаясь на его член.
Гейб вздохнул.
— Мне казалось, я велел тебе не двигаться.
— Не могла удержаться, — ответила Никки, очерчивая бедрами небольшой круг. — Так приятно чувствовать тебя там.
Гейб замер, когда она подалась назад, оседлав его член, наблюдал, как двигается ее задница.
Помогая себе рукой, он заставил ее бедра замереть и прошептал на ухо:
— Сейчас я трахну тебя очень жестко, детка.
Ник задрожала, и Гейб исполнил свое обещание. Он больше не старался быть нежным, а напористо входил в нее, распаляемый тихими стонами, заполнившими комнату.
Он знал, что ему стоит ослабить напор, ведь она сказала, что у нее давно никого не было, но Гейб не мог. Кровь стучала в висках, и он чувствовал себя чертовски хорошо, когда мышцы ее влагалища сжимались вокруг его члена. Он потянулся и, нащупав клитор, принялся играть с ним, пока входил в Ник резкими толчками.
Крики стали громче, когда она глубже насела на него. Диван грозил пробить дыру в стене, но он не мог остановиться.
«Ты потеряешь ее».
Холодок пробежался вдоль позвоночника.
Гейб утратил всякое подобие контроля, когда почувствовал, как запульсировало, сокращаясь, ее лоно. Тогда одной рукой он надавил ей на поясницу, а другой — приподнял бедра. И продолжил быстрые и жесткие фрикции, чувствуя, что теряет частицу собственного разума, когда разрядка наконец настигла его.