Сырое жестяное чрево самолета было рассчитано на восемнадцать пассажиров. Крохотные водяные жемчужинки ползли по пластиковым иллюминаторам, разукрашенным изящными морозными узорами. Синее ковровое покрытие на полу салона вылиняло и истерлось, а кресла – тоже синие, но поярче и посвежее – казались изношенными из-за налепленных на подголовники бумажных салфеток, призванных защитить обивку от жирных волос пассажиров.
Самолет так резко качнуло влево, что Сабине пришлось схватиться за подлокотники, а сумочка ее, перелетев через проход, очутилась под чужим креслом. Стюардесса завопила.
– Эй! – обратилась соседка к задернутой занавеске перед ними. – Может кто-нибудь ей помочь?
Повисло молчание. Затем между мягкими складками ткани просунулся мужской затылок.
Мужчина обернулся.
– Погода скверная, – сказал не то капитан, не то второй пилот. Сабина надеялась, что все же второй пилот. По голосу было не понять. – Но нам ничего не грозит.
– Да тут с ней беда. – Женщина ткнула пальцем в направлении хвоста. Стюардесса болталась, как мешок, в своей упряжи из лямок. Огромные, черные от туши слезы растекались по ее щекам.
Минуту или полминуты не то капитан, не то второй пилот глядел, выжидая.
– Бекки! – сказал он громко, чтобы голос долетел до хвостовых кресел, но та словно его не слышала за ревом двигателей и шумом ветра. Мужчина бросил взгляд на соседку Сабины, затем на саму Сабину, а когда ни та, ни другая не предложили ни совета, ни помощи, опять скрылся за занавеской. – Бекки! – произнес он уже по внутренней связи. Шмыгнув носом, девушка подняла к потолку измазанное лицо. – Соберись сейчас же! Здесь же пассажиры!
Девушка страдальчески кивнула в пустоту. Вытерла ладонями щеки, высморкалась в салфетку для коктейля. И притихла.
И в этой тишине Сабина ясно ощутила, что совершенно не против погибнуть в этот вечер, с этими людьми, в этом самолете. Память о Лос-Анджелесе словно уплывала от нее: тысячи маленьких домиков усеяли аккуратные склоны холмов, крыши поблескивают на солнце, как новенькие десятицентовики, а она глядит в иллюминатор, уносясь от них все дальше и дальше. Этот крохотный мир внизу был точь-в-точь как ее макеты – чистенький, аккуратный. Сабина подумала, что, пожалуй, большая удача – умереть быстро, как Парсифаль, и мысль эта принесла покой, а как только Сабина успокоилась, ей стало абсолютно ясно, что самолет приземлится и ничего страшного не случится и что это прекрасно – остаться в живых.
Самолет заметно снижал высоту, на этот раз намеренно. Через некоторое время Сабина ощутила толчок – выпустили и закрепили шасси. Пространство внизу было совершенно белым, и белизну изредка нарушали лишь тени от сугробов.
– Дамы, – объявил капитан, – начинаем последнее снижение: идем на посадку в Скотсблаффе.
Женщина, сидевшая через проход, протянула Сабине руку, и та взяла ее и крепко стиснула. Коснувшись земли, самолет взревел, как торнадо, взревел и затрясся, грозя расцепить руки двух женщин, но те держались крепко. Тепло чужих пальцев было почти как любовь. Вот и Небраска.
Даже когда самолет остановился, Сабине казалось, будто земля под ним движется. Мужчина в синем комбинезоне на молнии подал ей руку и помог спуститься по приставному металлическому трапу в снег. Секунду спустя снег уже проник за ворот свитера, намочил запястья между обшлагами куртки и раструбами рукавиц. Набился в карманы, полез в рот. Сабине пришлось остановиться и на секунду прислониться к своему провожатому.
– Здесь совсем недалеко! – проорал он сквозь ветер, заученным профессиональным жестом беря Сабину под руку. Пока они шли по аэродрому, белое покрывало поземки то окутывало ей ноги, то уносилось прочь. Казалось, что бредешь в каком-то кипящем вареве. Слева, справа, спереди, сзади – везде высились сугробы. Повсюду работали снегоочистители, сгребая в сторону все, что не удавалось захватить ковшом. Снежные холмы обрамляли летное поле, точно бортики гладь бассейна. Мужчина в комбинезоне с усилием толкнул тяжелую дверь, и ветер с шипением и воем проник вместе с Сабиной в теплое помещение.
Дот и Берти ждали ее.
В Небраске они выглядели иначе. Едва заметив их в холле аэропорта, Сабина отметила, что смотрятся Феттерсы куда респектабельнее. Их тяжелая зимняя одежда не казалась громоздкой, женщины выглядели толково и хорошо оснащенными. Сабина задумалась, не стоит ли и ей приобрести высокие ботинки на резиновой подошве. Увидев ее, Феттерсы завопили: «Сабина!» – еще никто и никогда не вкладывал столько изумления и радости в ее имя. И дружно повисли у нее на шее. Приехала гостья дорогая!
– Я все-таки побаивалась, что тебя на самолете не окажется! – призналась Дот. – Убеждала себя все время, что нет, она приедет, она же обещала, а поверить до конца не могла! – Она снова обняла Сабину так, что у той перехватило дыхание. – Ты никак похудела? Да куда ж тебе еще худеть?
– Сабина! – Берти отступила на шаг, чтобы оглядеть ее с ног до головы. – Как чудесно, что ты приехала! Долетела как? Ничего?
– Нормально, – сказала Сабина.
Берти придвинулась к ней и шепнула на ухо:
– Сейчас с Хаасом познакомишься!
Она махнула рукой мужчине, стоявшему поодаль у стенки. Когда по ее знаку тот двинулся к ним, нейлон его синего пуховика зашуршал от трения рукавов о бока.
– Хаас, – нежно сказала Берти, – это моя невестка Сабина Парсифаль! – Лицо девушки светилось такой искренней надеждой, что знакомство это станет радостью для обоих, что Сабина даже отвела глаза. – А это мой жених, – продолжила Берти. – Юджин Хаас!
– Рад, что… – произнес Хаас, но фразы не закончил, видимо посчитав, что, чему именно он рад, и так для всех очевидно. Выглядел он несколько ошарашенным, даже испуганным. Как и Сабина, Хаас, похоже, не совсем понимал, зачем он здесь, в этом аэропорту.
– Хаас привез нас сюда, – сообщила Берти.
Сабина глядела на тонкие черты его лица, на вязаную шапочку, которую он надвинул чуть ли не на самые очки, и думала: «Он беспокоится о тебе. Боится, что в такую непогоду можно врезаться в ограждение и закоченеть до смерти на дороге. Боится, что какую-нибудь машину занесет на льду и выбросит на вашу полосу прямо вам под колеса».
– Пойдем же, отвезем тебя домой и устроим!
Дот взяла Сабину за руку и решительно повела туда, где человек в синем комбинезоне сортировал багаж.
У аэропорта имелись две зоны прибытия, и Сабину доставили прямо ко второй. В зале вытянулись в два пустых ряда пластиковые оранжевые стулья. Торговый автомат был набит мармеладными конфетами, каких Сабина раньше не видела. Хаас прошел вперед – подогнать ко входу оставленную в пятидесяти футах машину. Самолетная соседка Сабины застенчиво улыбнулась ей и, не проронив ни слова, подхватила свой чемодан и исчезла.
Сабина глядела на женщину у билетной стойки, на супружескую пару, застывшую в ожидании возле стойки службы безопасности, на двух девиц, что-то выясняющих около пункта проката автомобилей. Изучала немногочисленных сновавших туда-сюда по аэропорту людей и сравнивала их с Феттерсами. Трудно было сказать, что именно роднит их всех, но некое сходство явно присутствовало, и так же очевидно было то, что раньше таких людей Сабина не видела никогда. И люди в аэропорту не встречали ранее такой, как Сабина. Это было понятно из взглядов, которыми они ее окидывали. Вот так же поглядывали на нее в свое время жители Триполи на рынке, когда она заявилась туда в первый раз, не зная, что женщине здесь полагается покрывать голову. В багажном отсеке Сабина заметила прозрачный пластиковый куб, где были выставлены три пятигаллоновые банки строительной краски. ПОСЕТИТЕ СКОБЯНЫЕ ТОВАРЫ ШЕРВУДА – гласила рекламная надпись.