Нина, верная своему слову, ничего не делала: она не связывалась с Мареком и не просила его об услуге.
Однако книги все равно прибыли.
Гриффин с помощью Марека сам все устроил, забрав книги из очередной закрывшейся библиотеки. Он приложил к ним маленький счет за доставку и довольно ядовитую записку, сообщив в ней, что если Нине нужны какие-нибудь служащие, то пусть она свяжется с ним, потому что те детки-переростки, с которыми ему приходится работать, доводят его до безумия. И он решительно предпочел бы снова работать с книгами вместо того, чтобы не давать хулиганам возможности обмануть охранную систему библиотеки ради того, чтобы добыть в компьютерах побольше порнографии, – чем он и занимается теперь почти все свое рабочее время.
А Марек просто оставил книги у железнодорожного полотна, – Джим предупредил об этом Нину по электронной почте, и она утром все забрала.
– Ты стала настоящим книжным контрабандистом, – заметила Суриндер. – Это совершенно неправильно. А если полиция его поймает… Или диспетчеры заметят, что он постоянно останавливается у этого переезда? Он же потеряет работу. Тебе и тогда это будет казаться веселой игрой?
Каждая коробка книг сопровождалась чем-то от Марека: шуткой, стишком, даже милым рисунком какой-нибудь собаки. Почти ежедневно она насыщала книжные аппетиты в Ланхис-Дауне или Фелбрайт-Уотере, в Люхнессе или Карденби, в Брефуте или Тьюксе, в Донибрисле или Бэлвери – везде, где только могла остановиться со своим фургоном, чтобы продать нежные романы, мрачные детективы или новейшие кровопролитные японские серии – как всегда, их покупали люди с мягкими, сдержанными манерами. Нина уже по опыту знала, что здесь, видимо, сказывался некий закон космического равновесия: чем благоразумнее человек одет, тем сильнее он жаждал чего-то острого. И каждый день она распаковывала новые коробки от Марека и находила что-то еще.
Еще Нина продала множество экземпляров «Кулинарной книги отшельницы», написанной какой-то женщиной, перебравшейся на крохотный островок на Гебридах и не употреблявшей в пищу ничего, кроме местных растений. Большинство из них нужно было варить. Но зато они помогали быстро похудеть. Суриндер могла ворчать сколько ей вздумается, но она все же не могла отрицать того, что Нина понемногу добивается настоящего успеха.
Эйнсли с обычным для нее застенчивым видом вскрыла последнюю коробку и восторженно вздохнула.
– Что там? – наклоняясь, спросила Нина.
– Здесь полная коробка «По крышам»! – сообщила Эйнсли. – Полная коробка! Да это же клад!
– Но не первое же издание?
– Я не знаю… в моей старой школе была одна такая книга, но мне даже дотронуться до нее не разрешали.
– О боже… – выдохнула Нина. – Они и сами не знали, что у них есть! Иначе могли бы их продать.
– Но вы их как раз и купили, – напомнила Эйнсли.
– Я купила сто коробок книг не глядя на библиотечной распродаже, – возразила Нина. – Ты и сама не понимаешь, на что натолкнулась! Это… это сокровище!
Да, это были связки книг в твердом переплете, первое издание знаменитой истории о троих ребятах, которые пересекли Лондон, не спускаясь на землю, переплеты книг сияли позолотой, в них имелось множество изящных рисунков…
– Ой-ой! – приговаривала Нина, рассматривая книги. – Может, мы запрем дверь и посидим здесь, почитаем вслух любимые места?
– Эйнсли! – раздался снаружи чей-то голос.
Они обе оглянулись.
– Кто это?
– Никто, – нахмурилась Эйнсли. – Можем мы запереть дверь?
– Не сейчас. – Нина шагнула к выходу.
– Эйнсли!
– Не сейчас, Бен! – внезапно крикнула девушка, куда громче, чем можно было ожидать. – Я занята! Уходи!
Нина быстро спустилась вниз по ступенькам. У фургона стоял маленький мальчик, грязнее какого Нина в жизни не видела. Волосы ему явно подстригали кухонными ножницами. Щеки у него были липкими, ногти – черными.
– Привет! – сказала Нина.
Мальчик, которому на вид было лет восемь, надулся, покосившись на нее.
– Эйнсли! Я хочу позавтракать!
Хмурая Эйнсли вышла наружу:
– Я же тебе велела не приходить сюда!
– Завтрака нет!
– Я тебе оставила яичный крем в боковом шкафу.
– Я его вчера съел!
– Ну, значит, сам виноват.
Мальчик скривился, словно собираясь заплакать.
– Это… твой брат? – осторожно спросила Нина, не желая выглядеть назойливой.
Эйнсли теперь стала приходить к ней по утрам, перед занятиями в школе, и Нина начала платить ей маленькое жалованье.
– Ага, – кивнула Эйнсли.
Она неохотно достала из кармана те деньги, которые Нина дала ей накануне.
– Я могу пойти в булочную? – спросил мальчик.
– Иди, только сюда не возвращайся.
Нина молчала, боясь сказать что-нибудь некстати, но ей очень не понравилось то, как все это выглядело.
– А где ваша мама? – мягко спросила она.
Бен обжег ее взглядом.
– Заткнись! – ответил он и выхватил деньги из руки Эйнсли.
Эйнсли вернулась к расстановке книг, она замкнулась, понять выражение ее лица было невозможно. Нина не стала ни о чем ее спрашивать, а вместо того сосредоточилась на явившемся постоянном покупателе – он читал только книги о мире после апокалипсиса. Ему было все равно, кто погубил этот мир – зомби, вирусы или ядерные взрывы, – лишь бы в живых не осталось почти никого.
Нина позволила своему взгляду скользнуть в открытую дверь фургона – сегодня он вернулся в Кирринфиф, где жила Эйнсли. Мальчик все еще топтался на площади, он жевал булочку с сосиской и таращился на фургон. Нина ободряюще улыбнулась ему. Когда покупатель ушел, она подошла к Эйнсли, чтобы вместе с ней заняться прекрасными золочеными томиками «По крышам».
Мальчик вдруг появился снова и заглянул через плечо Эйнсли:
– Это что?
– Убирайся! – прошипела Эйнсли. – Сколько раз нужно повторять: не приходи сюда!
– Нет, ты можешь приходить, – возразила Нина, не обратив внимания на взгляд Эйнсли.
– Скучно выглядит, – заявил Бен.
Он продолжал таращиться на картинку на обложке: трое детей и почтовый голубь Роберт в цилиндре, – их силуэты вырисовывались на фоне купола собора Святого Павла.
– Отправиться к дальним берегам… и увидеть королеву Моргану… – мечтательно произнесла Эйнсли. – Как же это здорово было – прочитать ее в первый раз…
Нина сочувственно кивнула:
– Каждый раз, когда я закрываю эту книгу, я поверить не могу, что не умею летать.
– У вас еще будет целая деревня детей, которые этого не читали.