Нелли схватила консервную банку, вскочила и принялась бить Джеки банкой. Яростные удары приходились в живот, грудь, ключицы. Джеки закричала; ей удалось вырвать банку из руки Нелли; она, тяжело дыша, перекатилась на бок и попыталась подняться.
— Прямо впереди — туннель! — крикнул ей Эрик.
Нелли поднялась, схватила Джеки за короткие волосы и начала бить ее кулаком по спине и затылку.
Джеки упала, встала на одно колено, силясь подняться.
Нелли, громко сопя, поискала взглядом среди темных теней и нашла нож на полу, у стены.
— Сейчас я отрежу ей лицо, — пробормотала она. Ее рот словно наполнился слюной.
Джеки стояла на коленях с беззащитным лицом; кровь ручьем лилась у нее по спине. Она нащупала маленькую отвертку и поднималась, задыхаясь и пошатываясь.
Нелли стерла пот с глаз; ее зеленое платье покрывали черные пятна. Джеки отвернулась к лестнице.
Нелли улыбнулась Эрику, двинулась за Джеки, занесла нож. Лезвие не попало в цель, и порез остался между лопаткой и шеей.
Джеки упала на колени, сильно ударилась лбом о нижние ступеньки и съежилась.
Нелли качнулась назад с ножом в руке, сдула волосы с глаз — и тут раздался пронзительный звонок.
Нелли растерянно взглянула вверх, на лестницу; нож задрожал в ее руке. Звонок прозвучал снова; Нелли пробормотала что-то себе под нос, быстро поднялась по лестнице мимо Джеки и заперла за собой дверь.
Глава 132
Оба полицейских стояли на веранде, но не слышали ни звука. Только ветер ходил в деревьях, и насекомые жужжали в траве.
— Чем отличается бутерброд с ветчиной и маринованным огурцом от старикашки с сигаретой в жопе? — спросил Улле и снова достал телефон.
— Не знаю, — ответил Георг.
— Ладно. Тогда бутерброды завтра покупаю не я.
— Ну… папа…
Улле рассмеялся и посветил фонариком на облезлую дверь с ржавой ручкой. Георг громко постучал в окно и отошел.
— Заходим. — Улле жестом велел сыну спуститься с веранды и взялся за ручку.
Он уже собрался открыть дверь — и тут в доме зажегся теплый свет. Серое окно прихожей вдруг осветилось, словно приглашая войти. Дверь открыла элегантная женщина с повязанными шарфиком волосами и с керосиновым фонарем в руке. Она как раз застегивала желтый плащ; женщина со спокойным удивлением посмотрела на полицейских.
— Боже мой. А я думала, это электрик, — у нас света нет, — сказала она. — Что случилось?
— Мы получили тревожный вызов из этого дома, — ответил Улле.
— Как это? — Женщина посмотрела на полицейских.
— В доме действительно все в порядке? — уточнил Георг.
— Да… думаю, да, — обеспокоенно ответила женщина. — А что это был за вызов?
Ступеньки скрипнули, когда Георг сделал шаг вперед. От женщины сильно пахло потом, ее шея была чем-то запачкана.
Сам не зная почему, он обернулся и посветил фонариком на темный фасад дома.
— Звонил мужчина. Кто еще, кроме вас, есть в доме?
— Только Эрик… Неужели это он звонил? У моего мужа синдром Альцгеймера…
— Мы хотели бы поговорить с ним, — сказал Улле.
— А завтра не получится? Он только что принял донепезил.
Женщина подняла руку, чтобы отвести волосы со лба. Ногти были черными, словно она рылась в земле.
— Всего на минуточку, — настоял Улле и перешагнул порог.
— Лучше не надо, — заметила женщина.
Оба полицейских заглянули в прихожую. Бурые обои, на вытертом линолеуме тряпичный коврик. На стене изречения из Библии, верхняя одежда аккуратно висит на плечиках. Увидев, как отец входит в прихожую, Георг вздрогнул и обернулся на машину. Насекомые слетелись на яркий свет фар и кружились, словно пойманные в ловушку.
— И все-таки мы должны просить разрешения поговорить с вашим мужем, — сказал Улле.
— Правда, должны? — вполголоса спросил Георг отца.
— Мы получили тревожный сигнал, — продолжал Улле, обращаясь к женщине. — Прошу прощения… но такова процедура, мы обязаны войти в дом.
— Это ненадолго, — уверил Георг.
Они тщательно вытерли ноги о половик. Спираль липучки от мух свисала с того же крюка, что и лампа на потолке. Полоска, словно черным мехом, была покрыта сотнями прилипших мух.
— Подержите, пожалуйста, — сказала женщина, передавая Улле керосиновый фонарь.
Свет фонаря трепетал на стенах. Георг ждал за спиной у отца, женщина обеими руками надавила на дверь, ведущую в темную кухню. В прихожей раздался певучий металлический звук. Георг слышал, как женщина, входя на темную кухню, рассказывает о болезни мужа. Из открывшейся двери потянуло вонью. Улле кашлянул и последовал за женщиной, держа лампу.
Желтый свет заметался по хаосу, царившему на кухне. Везде битое стекло, кастрюли и старые инструменты. Грязный пол — в пятнах свежей крови, брызги крови — высоко на дверцах шкафчиков.
Улле повернулся к сыну, который шел за ним, — и тут дверь захлопнулась от сильного сквозняка. Дверь ударила Георга прямо в лицо. Его отбросило назад, и он ушибся головой о пол прихожей.
Улле уставился на дверь, увидел толстую пружину, посмотрел на ноги сына, торчавшие между дверью и косяком.
Когда он обернулся, у женщины в руках уже был топорик с длинным топорищем. Улле не успел отшатнуться, она нанесла удар. Лезвие вошло ему в шею наискось. Он отшатнулся в сторону и увидел, как брызги крови летят на плащ женщины. Когда она выдернула лезвие, Улле качнулся следом. Женщина сделала шаг, чтобы удержаться на ногах.
Спокойно забрав у него лампу, женщина поставила ее на мойку, после чего снова вскинула тяжелый топорик на плечо.
Улле хотел позвать сына, но лишился голоса; он почти потерял сознание, черное пятно расплылось перед глазами. Поднеся руку к шее, он ощутил, как кровь льется под рубашку, попытался вытащить пистолет, но пальцы не слушались.
Женщина рубанула снова, и стало черно.
За дверью, в прихожей Георг открыл глаза и огляделся. Он лежал на полу, на лбу кровоточила рана.
— Что за черт? — выдохнул он.
Дрожащими пальцами он ощупал нос и окровавленный лоб.
— Папа? — позвал он и увидел, что ноги зажаты дверью.
Щиколотка наверняка сломана, но боли, как ни странно, не было. Он потянулся и понял, что не чувствует пальцев ног.
Георг в смятении взглянул на потолок, увидел, как покачивается над головой спираль липучки. Услышал глухие удары на кухне, приподнялся на локтях, но ничего не увидел в дверную щель.
Он на ощупь отстегнул фонарик и посветил в кухню. Отец лежал на полу и смотрел на него в упор, открыв рот.