Она набрала номер Софии.
– Привет. Как дела?
– Как раз собиралась тебе звонить. Ты расскажи, как у тебя?
Анжелика вздохнула.
– Родственники жаждут встретиться со мной. В присутствии адвоката. И я боюсь, что все может в корне перемениться.
София скорчила недовольную гримасу.
– Конечно, в одиночку справиться с этим… у тебя нет подруги или кого-нибудь, кто мог бы побыть рядом с тобой при разговоре?
Безусловно, такой друг у нее был. Более того, за последние несколько дней он стал ей не просто другом. Проблема состояла в том, что она не знала, как относиться ко всей этой истории. Никола тоже не знал, если уж на то пошло. Он приезжал к ней каждый день, иногда по нескольку раз на дню. Они болтали о том о сем, переглядывались, смеялись. Но ни один из них не позволял себе произнести даже намека на ту ночь, что они провели вместе неделю назад.
Анжелика была поражена.
Никогда прежде такого не было. Ни к одному мужчине она не испытывала такого чувства, словно принадлежит ему вся без остатка. Она не боялась утонуть в объятиях Николы, и это было не просто прекрасно. Она чувствовала себя так, будто что-то переворачивает ее изнутри.
Она хотела его. Хотела еще раз испытать эти ощущения. Прикасаться к нему, обнимать, снова прильнуть к его мягким губам своими губами.
А он? Чего хотел он?
Мемма поднялась вверх по тропинке. Шаги ее были проворными, черная юбка собирала на себе парашютики легких, как пух, одуванчиков. Она остановилась, закинула корзину на голову и продолжила подъем. В мыслях ее была легкость, в памяти всплывали картины из прошлого. О будущем женщине ее возраста думать не престало, поскольку вряд ли ее многое еще ждало впереди. Но этот факт ее не особо пугал. Все разъехались. Маргарита, чтобы отойти в мир иной, выбрала апрель. И Мемма оказалась одной из немногих. Она вернулась, чтобы почтить память самой близкой подруги. Весна унесла ее с собой. По-другому и быть не могло, ведь Маргарита являла собой это время года. Цветы, пчелы, зарождение новой жизни и доброта. Мемма повидала немало людей на своем веку, но не было никого, кто хоть отчасти походил бы на Маргариту, даже старая Элодия.
– Большое сердце, – прошептала она. Но далеко не глупое, это уж точно.
Мемма научилась разговаривать сама с собой с тех пор, как ей стало не с кем обсуждать свой день. Да и говорить с собой было не такой и плохой идеей – так, по крайней мере, ты понимаешь, что хочешь сказать.
Она остановилась передохнуть. Невероятно, ей пришлось останавливаться уже несколько раз.
– Ужасная вещь старость, – пробормотала она.
Еще чуть-чуть, и она доберется до вершины. Последний участок дороги она плелась уже еле-еле. Как только со своей ношей на голове вскарабкалась наверх, присела на камень. Перед ней вырисовался дом, как на ладони. Просторный, одноэтажный, с башенкой посередине, что делало его особенным и неповторимым. Это был соединительный перешеек между двумя крыльями, а под ним была каменная арка. Дом Элодии Сенес, матери Маргариты, всегда был сплошным великолепием. Самый большой и самый красивый во всей Аббадульке. Такого дома не было даже у Гримальди. Его мистическая история уходила в далекое прошлое. Как поговаривали, построила этот дом чужачка, женщина не из этих мест. И будто жила она в нем только летом. С ней приезжали всегда одни только женщины: это было чем-то вроде школы. Там занимались совершенно разными ремеслами. Ткали, готовили хлеб и сладости, вышивали. В доме даже была специальная комната с токарным станком. Мемма видела этот станок всего лишь раз, ей показала Маргарита, когда обе они были еще девочками. Элодия так никогда и не вышла замуж, дочь она родила вне брака. Но она была богата, а если какие-то поступки совершались богатыми людьми, они считались менее греховными.
Маргарита не во всем пошла в мать. Красивой она не была. Нужно было внимательно вглядываться в ее лицо, чтобы это заметить: у нее были такие большие и добродушные глаза, что казалось, ты счастлив просто от того, что смотришь в них. То же можно было сказать и о ее улыбке. Маргарита была сильной и ловкой. Многие хотели жениться на ней. Но она не хотела оставлять Элодию одну и ни одному ухажеру не ответила взаимностью. Это было единственным, что Мемма никак не могла понять в Маргарите. Отказаться от мужчины, от семьи. Это было ненормально.
Сама Мемма в свое время тут же ответила Гульельмо «да». Она была счастлива с ним, хотя деток так и не получилось завести. Единственными детьми, с которыми она близко общалась, были дети ее сестры. Это было главной, самой сильной болью в ее жизни, потому что она, в отличие от Маргариты, не очень умела так сильно любить других людей. Но одного ребенка она бы полюбила, это она знала точно.
Вспоминая прошлое, она подняла взгляд к небу.
– Есть вещи, от которых не существует лекарства, – пробормотала она.
Любовь – это не для всех и не про всех. Невозможно научиться любить. Но Сенес были особенными, они совершенно другие.
Анжелика нравилась Мемме. «Из тех, что в торбе хлеб носит», как говаривала ее мама, что жила когда-то близ Нуоро. Там все слова звучат иначе, там свои поговорки. Но смысл этих слов она улавливала – они значили, что Анжелика из тех, кого не запугать, и даже если она умирает от страха, она умеет отличить одно от другого. У нее был тот же дар, что и у Маргариты: она пела пчелам. Она была немногословна, и в этом было ее главное достоинство – болтушки Мемме не нравились. Смотри, слушай и молчи. Этому тоже ее научила мама, и это был замечательный совет. Следуя ему, можно было прекрасно жить: все, что происходит внутри стен дома, там и должно оставаться. Наверное, это было единственное, что отличало ее от Маргариты. Потому что Маргарита всем открывала и свое сердце, и двери своего дома. Она делилась с другими, как однажды объяснила это Мемме. Мемма же не очень верила в то, что в жизни лучше не бояться, чем дрожать. Но Маргарита была упертой. Она считала, будто все, что ей досталось в жизни, она должна сберечь, чтобы затем передать следующему человеку. В этом состоял смысл ее жизни. Маргарита рассказала ей еще кое-что и, наверное, была права: если бы все начали менять маленький мирок вокруг себя, небольшими шажками и действиями, весь мир бы изменился.
Слишком просто. Так просто, что это казалось безумием… Мемма устремила взор к горизонту, но не видела его, уйдя глубоко в мысли. Взяла сумку и достала бутылку воды. Сделала глоток, затем полила немного на носовой платок и вытерла лицо.
Теперь ее дыхание снова стало ровным. Она поднялась и зашагала к дому. И решила, что впредь будет внимательно следить за Анжеликой Сенес.
Анжелика никак не могла прийти в себя после телефонного разговора с адвокатом. В очередной раз она спрашивала себя, что же от нее хотят эти Фену. Почти все время она чувствовала себя не в своей тарелке от того, что наследницей Яя выбрала именно ее. На самом деле у нее был план отдать часть земель этому Джузеппе. Но создавалось впечатление, что и он, и его семья решили отспорить все наследство, словно все причитается только им.