– Фалько?
– Чего?
– Ты правда думаешь, что она согласится?
– Меригольд? Ага, думаю.
– Но почему?
– Потому что ты подходишь. И нет никакого значения, что ты там сама думаешь. Подходишь – и все тут.
– Что ты можешь об этом знать?
– А и ничего. Но знаю кое-что, чего не знаешь ты. Подумать?
– Подумать.
– Магический Корпус сколотили на скорую руку, когда чародеи влезли в эту военную чехарду. Да ты и сама знаешь, как оно было. Достаточно было отличать молочай от ломи-меча, знать, отчего может случиться понос, а отчего – запор, и все, добро пожаловать в МК. В награду получаешь кафтан с символом глаза и можешь служить благородным магам, облегчая им, как выразился мой офицер-вербовщик, «сосуществование с нормальными солдатами». Оттого в МК полно сыновей и дочерей травниц, знахарей, бродячего люда, фокусников, артистов или просто бродяг, которые при использовании магии не срут в штаны и не бегут, где рак свистит. То есть – нас, – Фалько ткнул себя пальцем в грудь. – Ну, и есть еще и ты.
– И чем же я?..
– Сиди тихо, сейчас я думаю. Есть еще ты. Соплячка с прекрасной памятью, с магическим талантом, но с одним – но огромным – недостатком. Отсутствием уверенности в себе.
– Чушь.
– Не-а, истинная правда. Все знают, что ты не станешь после войны лечить чирьи в обмен на курицу или мешок зерна. Нет, ты станешь чародейкой. Трисс Меригольд из Марибора возьмет тебя под свое крыло, поместит в Аретузу или куда там решит, и превратит тебя в настоящую магичку из истинного сказания.
Рина задумалась над таким сценарием, и были это мысли приятные. Фалько слегка улыбнулся и не стал комментировать. Наконец она взглянула на него.
– А ты?
– А что я?
– Что ты станешь делать после войны?
– Помогать отцу в купеческом бизнесе. Отправлюсь на тракт и на тракте проведу остаток жизни. Как знать, может, однажды проведаю Аретузу или Марибор.
– А не хотел бы заняться чем-то другим?
– Чем?
– Чем-то большим.
– Всякий бы хотел. Но чтобы хотеть чего-то не впустую, нужно сперва это уметь, а что умею я? Мечом машу лишь чтобы самому не покалечиться, разбираюсь в лошадях и хорошо считаю. И все.
– И читаешь.
– Но слабо. Только чтобы разбираться в счетной книге. И что, думаешь, меня в Бан Ард возьмут? Нет, когда осядет пыль и восстановят граничные столпы, усядусь на козлах купеческого фургона. Потому что именно это мне и писано.
– Ха, тогда я поеду с тобой.
– Но я не хочу, чтобы ты ехала со мной.
– Хочешь, я слышу твои мысли. И не только этого от меня хочешь. Эй, свинья!
– Темерские лилии… цинтрийские львы… реданский орел…
– Поздно, я все видела. Вот же ты свин!
* * *
Белоснежные руины замка выглядели как гнилой зуб. Некогда это наверняка был очень красивый зуб, с мощной стеной и увенчанными зубцами башнями. Теперь же осталась только пара фрагментов стен, а остатки мерлонов, украшенных резными листьями, валялись на земле, зарастая плющом.
Фалько присел и заглянул в высохший ров, окружавший руины.
– И правда, что-то под этим замком должно быть, потому что внизу – решетка, а выше – сточная труба, причем весьма захламленная.
– Моста нет, – заметила Рина, снимая с рукава принесенный от реки репей.
– Странно, если бы был. Они его не из камня строили.
– Тогда как мы доберемся внутрь?
– Пока не доберемся. Просто спустимся в ров. Вон, есть дикая тропа, наверняка после дождя внизу собирается вода, а животные спускаются на водопой. Проверим решетку и, если сумеем, попытаемся добраться до сливов.
Ров только на первый взгляд казался сухим. Внизу оказалось, что в нем полно грязи. Рина провалилась почти по колени. Фалько, невзирая на протесты, взял ее на руки и перенес через топкое место. Она пыталась не думать о том, как сильно ей это понравилось.
Решетка была типичной для эльфского ремесла. Прутья фигурно выгнуты, в соединениях – украшены цветочными мотивами. На них не было и следа ржавчины.
– Невероятно, – Фалько покачал головой.
– Что?
– Тут, похоже, стекали эльфские отходы, а они украшали это место листиками и цветочками. Просто невероятно.
Несмотря на листики и цветочки, решетка оказалась солидной. Металл не поддавался рывкам ни двух, ни четырех рук, ничего не дали и попытки поддеть прутья бревном, как и проклятия в адрес эльфских кузнецов.
– Жаль, выглядело обещающе, – Фалько вытер пот со лба. – Ну ничего, вон сточная труба. Невысоко, всего-то пару сажень. Влезай мне на плечи, идешь первой. Если упадешь, я тебя подхвачу.
– Пф, я не упаду.
– В Мехунских лесах ты говорила так же – и подвернула щиколотку.
– Там было темно. Непросто карабкаться и светить себе сигилем.
– Влезай, не мудри.
Побеги плюща облегчили подъем. Добравшись до стока, Рина активировала вытатуированный на ладони сигиль и посветила внутрь трубы.
– И как оно выглядит?
– Тесно. Ты тут не поместишься. К тому же воняет, как старые портянки.
– Хватай веревку и обвяжись в поясе. Если застрянешь – дерни три раза, я тебя вытяну.
– Вот вроде бы я и сама до этого не додумалась! Ладно, иду.
Едва только она вошла в трубу – ее обсели пауки.
* * *
– Фу-у-у-у!
Метресса прервала рассказ и приподняла брови. Цирия сжалась в кресле. Чародейка поглядела на нее, потом улыбнулась высокомерно и сказала:
– Арахнофобия.
Выколдовала птицееда и позволила ему ходить по своему платью. Цербер даже головы не приподнял, когда паук сошел ему на спину.
– Чародейка не может испытывать отвращение ни к чему. Насекомые, мутации, болезни, фекалии, консервированные зародыши – это наша повседневность. Йеннефер из Венгерберга говорила, что чародейкой она стала в тот день, когда в лаборатории впервые не заблевала себе тапочки.
Цирия подтянула под себя ноги, когда паук перепрыгнул на пол и двинулся в ее сторону. Метресса возвела очи горе́ и развеяла иллюзию.
– Меня искушает идея превратить твой стул во что-нибудь волосатое. Но, может, позже. Сперва иди на кухню и принеси мне наливки. Не хочу портить рассказ пересохшим горлом. Тем более что дальнейшая часть должна тебе понравиться. Ну, вперед, быстренько.