Освальд опоздал более чем на полчаса, и кое-кто из сотрудников уже начал клевать носом.
– Ну вот, вы выглядите здоровыми и бодрыми! – войдя в дверь, произнес Освальд.
Он сразу посмотрел на Софию и поднял одну бровь. Она вынужденно улыбнулась, но в душе у нее возникло что-то леденящее.
– Послезавтра я еду на материк для возобновления контактов, чтобы мы опять запустили программу «Виа Терра». Буду отсутствовать неделю. Здесь у меня список задач, которые за это время надо выполнить. София, ты можешь сегодня вечером распечатать его для всех.
Он передал ей список, включавший навскидку не менее пятидесяти пунктов. И как, скажите на милость, они смогут все сделать – при том, что половина персонала в подвале? Было двадцать второе декабря, но в поместье не чувствовалось и следа рождественского настроения. Она поймала себя на том, что желает, чтобы морские заливы замерзли и паром не смог вернуться обратно. Чтобы Освальд долго оставался на материке. В виде исключения, своих мыслей она не устыдилась.
Снова посмотрела на список. Их рождественский подарок…
– Поскольку меня здесь не будет, заразить меня вы не сможете. Следовательно, можете работать, даже если будете неважно себя чувствовать, – сказал Освальд.
Ни звука от персонала. Даже обычного согласного бормотания.
Но тут встал Беньямин.
Нет, молчи! Не брякни какую-нибудь глупость!
– Сэр, вы не думаете, что всем необходимо отдохнуть, хотя бы пока у них температура? Нельзя же, чтобы народ бегал и работал с температурой…
София знала, что последует, еще до того, как это произошло. Костяшки пальцев Освальда побелели, когда он сжал их в кулаки. Челюсти напряглись. Глаза сузились, превратившись в тонкие щелочки. Она пыталась открутить время назад. Отменить слова Беньямина. Но Освальд в два больших шага оказался около него. Выдернул его со стула за ворот рубашки и затряс. С громким хлопком ударил его ладонью по лицу.
Беньямин не сопротивлялся, но глаза у него горели.
– Мне надоела твоя болтовня, Беньямин! – зарычал Освальд. – Кто, ты думаешь, притащил сюда эту долбаную эпидемию? Если ты еще раз возразишь мне, твоя задница отправится на материк. Навсегда. А София останется здесь. – Он снова прижал его к стулу.
Беньямин промолчал, но весь дрожал от подавляемого гнева. Освальд оглядел группу.
– Хочет ли кто-нибудь еще поставить мои слова под сомнение?
Никто не ответил. В столовой стояла полная тишина. Прекратились даже кашель и чихание под масками.
* * *
На следующий день София проснулась с дикой болью в голове и горле и с ноющими мышцами. Она едва выбралась из постели. Даже горячая вода душа не вдохнула в тело жизнь. София, напротив, начала мерзнуть и дрожать. Она понимала, что у нее температура, но решила перетерпеть этот день, не подавая виду, поскольку на следующий день Освальд уезжал и можно было отлежаться в комнате. После обеда она почувствовала слабость, головокружение и почти обморочное состояние.
София сидела за маленьким письменным столом, стараясь изображать усердие и чувствуя беспрестанно обращавшиеся к ней взгляды Освальда.
Потом ее сильно зазнобило, из носа и глаз потекло. София наклонила голову к клавиатуре в надежде, что Освальд ничего не заметит.
– Разве тебе не надо обойти поместье и проследить за тем, чтобы все было сделано?
Она открыла рот, чтобы ответить, но не смогла издать ни слова. Вместо этого из горла у нее вырвался хриплый звук, и, как она ни старалась, заговорить не получалось.
Он сразу все понял.
– Ты с ума сошла? Ты что, сидишь больная, ничего мне не сказав? Собираешься заразить меня перед отъездом?.. В подвал! Быстро! Но прежде чем уйти, ты должна продезинфицировать все до единой чертовы вещи и поверхности, которых касалась. И не смей выходить из подвала, пока не поправишься! Тебе ясно?
У нее не было ни сил, ни желания ему возражать. Она испытала лишь облегчение, потому что, когда встала, ноги под ней почти подкосились. Ей удалось, под его злобным взглядом, протащить свое тело по комнате и протереть спиртовым раствором все предметы.
Когда София сползла вниз по лестницам, перед ней предстало затхлое и влажное подвальное помещение. Почти все кровати были заняты. С разных сторон слышались кашель и стоны, стоял резкий запах лекарственных трав и пота. Однако она сумела отыскать пустую кровать, легла поверх одеяла прямо в одежде и заснула, едва опустив голову на подушку.
Когда восемнадцатью часами позже София проснулась, ее одежда и одеяло были насквозь мокры от пота. Температура, похоже, спала, но сил совершенно не было. Во рту ощущался горький металлический привкус. Элин отсутствовала, а остальные вроде спали. Наручные часы показывали шесть.
София немного полежала, глядя в грязное днище верхней кровати. Проследила глазами за ползавшим в пыли маленьким паучком. Где-то храпели, а в постели рядом кто-то кашлял.
«Сочельник, – подумала она. – Сочельник, а я лежу в грязи… Я не купила ни единого рождественского подарка маме и папе. Даже не послала им поздравление. И самое ужасное, что я об этом даже не подумала».
Перед глазами замелькали картины из того времени, когда она только начинала жить на острове. Прогулки по лесу. Видовая площадка. Они с Беньямином в домике. День, когда завершилась работа по созданию библиотеки. Первые торжества, когда они праздновали свои успехи…
Потом появились картины теперешнего положения.
Стена и колючая проволока. Густой, почти постоянный туман. Наказания, ругательства и побои. Мона в петле.
София ясно осознала, что лучше не будет. Каждый раз, когда она преисполнялась надежды, за углом ее поджидала новая катастрофа.
Лежа в этом затхлом помещении, она на мгновение почувствовала себя совершенно свободной.
Она приняла решение.
* * *
Я смотрю на наручные часы.
Прошло четыре часа.
Четыре часа, а она не произнесла ни звука. Она круче, чем я думал.
Я прикладываю ухо к дверце шкафа и слушаю. Но – ни звука.
Мне приходит в голову, что она, возможно, умерла там от страха. Скелет в шкафу – по-настоящему…
Но тут я слышу короткий вздох и дыхание.
– Фредрик! – доносится с первого этажа взволнованный голос Эмили.
– Да, мама!
– Ты не знаешь, где Сара?
– Не имею представления. Поискать ее?
– Нет, подождем немного. Она наверняка с кем-то из друзей.
Глупо. Будто у нее есть друзья…
Мы договорились на четыре часа. Четыре часа в темноте. Но я жду, пусть посидит еще немного.