Вдруг мимо нее словно пролетела серая стрела. Кто-то отделился от группы и бросился в воду. Все неотрывно смотрели вниз. Через какое-то время на поверхности воды показался Беньямин, обхвативший Мону под грудью. Он подтащил ее к скалам и помог подняться. Держал, пока ее рвало, а Мона откашливала воду и одновременно рыдала.
Один за другим все начали выходить из транса: Буссе с банной простыней, Катарина с пуховиком… Вскоре персонал обступил Мону.
И тут София услышала его.
Он выл и отдавался эхом где-то далеко в море. Ветер доносил звук урывками.
Туманный рупор.
Она подумала, что у нее, должно быть, разыгралось воображение.
Однако в тот вечер рупор слышала не только она.
* * *
Освальду никто даже не намекнул о случившемся, никому не хотелось приносить плохие новости. Но София понимала, что, узнай Освальд о том, что Мона чуть не утонула, он страшно разозлится. Не на них – скорее на Мону. Он, вероятно, уволил бы ее и отправил на материк. И тогда библиотека стояла бы пустой. В голове у Софии всплывали картины этого вечера накануне вместе с мыслью о том, что произошло бы, если б не Беньямин.
Альвин закончил программу и покинул остров веселым и довольным. Освальд проводил его на материк и вернулся поздно тем же вечером. София сидела и работала над компьютерной программой, которая должна была следить за выполнением всех заданий Освальда. Увидев Софию за компьютером, он посмотрел через ее плечо, сразу понял, чем она занимается, и довольно забормотал:
– Выглядит хорошо. Вставь везде временную границу. Если в течение определенного времени не получишь отчеты, пользуйся «Последствиями». Сначала три предупреждения, потом наказание.
Освальд засмеялся, и София сразу поняла, что он имеет в виду. Своего рода инструмент для послушания. Освальд уселся перед ней и пристально посмотрел на нее. Она научилась не отводить глаз, хотя внутри у нее все трепетало.
– С Альвином все прошло хорошо, – сказал он. – Скоро он расскажет о нас по телевидению.
– Здорово!
– Сейчас, когда он уехал, я на некоторое время останусь здесь. Займусь персоналом.
Освальд продолжал смотреть на нее, словно стараясь прочесть ее мысли.
София стойко не отводила взгляда, но ощущала ужасную сухость во рту. Под конец она почувствовала, что должна что-нибудь сказать, что угодно, лишь бы положить конец молчанию.
– Сэр, могу я вас кое о чем спросить?
– Конечно.
– Когда Мона прыгала с Дьяволовой скалы, некоторые из нас слышали туманный рупор. Но он ведь не работает…
– Вот оно что… Неужели этот Бьёрк тебе не рассказал? Когда ветер дует под определенным углом, в самом рупоре возникает нечто вроде завывающего звука. Его ты и слышала.
– Ага, теперь понимаю…
Глаза у него сверкнули.
– Хотя жители деревни, разумеется, говорят совершенно другое.
– Что же?
– Что он завывает, когда кому-то вскоре предстоит умереть.
* * *
– Это Фредрик, – говорит он маленькой девочке, которую я сразу невзлюбил.
Она слегка лупоглазая, с крысиными хвостиками на голове, остреньким носиком, почти незаметным подбородком и такой надменной улыбочкой типа «мой папа богатый», которая обнажает отвратительную зубную пластинку.
«Ну, погоди», – думаю я, но улыбаюсь в ответ своей самой лучшей улыбкой.
Он заставил меня принять душ и надеть новые брюки, носки и футболку, которые извлек откуда-то.
– Фредрик немного поживет у нас в гостевом доме, – говорит он.
«Это мы еще посмотрим», – думаю я.
Оглядываю большую комнату, где мы сидим.
Мраморный пол. Все бежевое, белое и голубое. Меблировка экономная, но с дорогой обивкой. Огромные окна с тяжелыми занавесями. Картина на стене похожа на подлинного Пикассо.
«Средиземноморская роскошь», – думаю я.
Подобного мне еще видеть не доводилось.
Как-то уютно пахнет чистотой – не мылом и моющими средствами, а полиролью для мебели и проветренными помещениями.
Но вот мой взгляд останавливается на ней: Эмили, графиня.
Она некрасива. Нос слишком длинный и слегка загнут. Подбородок маленький, глаза почти бесцветные. Но у нее пышные светлые волосы, ниспадающие на худенькие плечи, и стройная девичья фигура. Видимо, малышка пошла в нее.
Графиня смотрит на меня с изумлением и любопытством.
Ее взгляд блуждает по моему лицу и телу и на мгновение останавливается в паху.
Он задерживается там всего на долю секунды, тем не менее я это замечаю. И она видит, что я заметил.
«Не питай никаких иллюзий, сука, – думаю я. – Ты для меня слишком стара».
Но затем соображаю, какой полезной она может оказаться.
Возможно, даже ключом ко всему. Я смотрю на нее.
Прохожусь взглядом по ее телу.
Как блуждающий свет маяка по морю в промозглую ночь.
26
Всех собрали в столовой перед телевизором Освальда, который уже был включен с приглушенным звуком. Они ожидали начала программы, главный гость которой – Альвин – собирался рассказывать о «Виа Терра». Им даже разрешили надеть гражданскую одежду, и все слегка принарядились в честь этого вечера.
София сидела в первом ряду возле Анны, сладко пахнущей духами и покачивающей большими серьгами. В каком-то смысле этот миг тщеславия перед телевизором производил комичное впечатление. Будто Альвин мог видеть их и чувствовать сквозь экран телевизора их ароматы.
– Обладай вы хоть частицей целеустремленности Альвина, мы успевали бы делать больше, – сказал Освальд. – Так что извлекайте из этой программы урок.
В этот момент началась нужная часть программы, и Освальд велел Буссе прибавить звук. Сначала все шло хорошо. Казалось, Альвин знает ответы на любые вопросы. Он употреблял такие слова, как «присутствие» и «спокойствие», которые в его устах звучали несколько странно. Впрочем, это, наверное, и было главным: такой шалопай обрел на острове покой.
София покосилась на Освальда. Тот стоял поблизости от телевизора со скрещенными на груди руками и периодически довольно кивал.
Но вдруг магия нарушилась; произошло нечто неожиданное. Ведущий программы достал пустой лист и показал его Альвину.
– Значит, это и есть тайна «Виа Терра», за которую люди платят сотни тысяч крон?
Альвин совершенно онемел. Потом захихикал. Попытался что-то сказать, но сбился и снова захихикал.