Список Мадонны - читать онлайн книгу. Автор: Макс Форан cтр.№ 37

Мартин поднял глаза к кухонному потолку. Сверху доносились глухие звуки. Жак все еще был там. Что он укладывал? Готовился к кошмару? Они вот-вот начнут терпеть поражение. Все без исключения: он сам, Жак, де Лоримьер, Нарсис, Франсуа-Ксавье, Туссон. Он печально вздохнул. Мартин собирался предупредить их, но теперь ему придется к ним присоединиться. Ох, Мадлен, ну почему все не могло быть иначе?

После того как Жак покинул их, попытался поговорить с Мадлен, убедить ее в том, что с ними ничего не случится. Что сражение минует их стороной. Что их будет ждать новая жизнь где-то там, в других местах: на юге, за морем, где-нибудь. Но она посуровела и отпрянула от него. К ней вернулось то дикое выражение глаз, которое так испугало Мартина в самом начале. Она заговорила, как бы выплевывая слово за словом: она будет проливать британскую кровь во имя Богородицы, и он будет делать то же. Богородица выбрала его своим посланником смерти и не должна получить отказа. Сказав это, она ускакала куда-то верхом, выкрикивая молитву Деве Марии, ее волосы развевались на ветру, а на лице появилась маска безумия.

Мартин встал и подошел к окну. Мадлен отсутствовала уже более трех часов. Кто знает, где она? Без нее он уже чувствовал себя потерянным. Она была упряма, непостижима, меняла настроения так же, как какая-нибудь капризная женщина меняла платья. Она была страстной любовницей, поднимавшей его на вершины наслаждения. Фанатичная жрица судьбы, разговаривавшая с пустотой, которую называла святой Девой Марией. Игривая девчонка, болтающая с животными. Надменная аристократка, унижавшая Жака и обращавшаяся с ним как с ребенком. И что самое страшное, она была мстительницей, которую вело за собой безумие, блестевшее в ее глазах, подобно кристаллам льда. Несмотря на то что Мадлен пугала его, он был беспомощен перед ее очарованием. Она влекла его как прекрасная змея-искусительница. Мартин понимал это, но ему было все равно. Как будто под гипнозом, он посчитал, что будет проще, если он подчинится ее решениям и станет надеяться, что время их рассудит. Придет срок, и к ней вернутся и мягкость, и спокойствие. Все будет хорошо. И с восстанием тоже.

* * *

Услышав, что она возвращается, Мартин поспешил к конюшне, чтобы встретить ее. Он нашел ее успокоившейся, погруженной в раздумья. Все это время она разговаривала с Богородицей о восстании.

— Она хочет поговорить с тобой. Она появится, когда мы зажжем свечи.

Потом они встали на колени в комнате перед мерцающими свечами и статуей. Мартин раздумывал над тем, что он будет делать, когда Мадлен подтолкнула его руку локтем.

— Смотри! Она идет. — После чего прошептала: — Ничего не говори. Слушай.

Мартин сфокусировал свой взгляд в том месте, куда смотрела Мадлен, губы Мадлен беззвучно шевелились, на ее лице светилось то же выражение, что и в предыдущий вечер. Прошло несколько минут, прежде чем он услышал ее шепот:

— Мы сделаем, как ты просишь, Матерь Божья.

Мадлен поцеловала его долгим поцелуем. Мартин чувствовал ее язык и потянулся рукой в складки ее платья, но она отстранилась. Зрачки ее глаз расширились, слабая улыбка выдавала возбуждение. Неожиданно она вырвалась и встала перед свечами.

— Теперь и ты видел и слышал ее. Теперь у тебя, как и у меня, есть благое дело. Мы принесем Святой Богородице ее чашу с британской кровью. Мы ведь это сделаем?

Мартин оцепенело кивнул и обнял ее. Он чувствовал, как бешено стучало ее сердце. Он поцеловал ее в лоб, нежно качая ее на своих руках, мурлыкавшую, как дитя, без всякой мелодии. Из-за ее плеча ему были видны свечи и невозмутимая статуя Мадонны.

Рим, июль 1836 года

Небольшого роста человек с тюрбаном на голове сидел, скрестив ноги, на полу. Своим высоким голосом он не в лад подпевал какому-то незнакомому духовому инструменту, звуки которого доносились из-за выцветшей оранжевой занавески. Полдюжины человек, сидевших в небольшом темном театре, внимательно слушали. Все они были молоды и плохо одеты. Некоторые курили трубки, которые испускали сладкий голубоватый дым, зависавший в неподвижном воздухе. Голос перешел от пения к быстрому речитативу, а тощие смуглые руки принялись буйно жестикулировать, предлагая благословение от имени новой Троицы страждущим напротив. Разум, локти и половой член. Отец, Сын и Святой Дух в перевернутом виде. Член для того, чтобы посеять семена истины. Локти для того, чтобы отталкивать врагов Отца, а разум — для воскрешения своей собственной освященной духовности. Он повторил свое странное благословение несколько раз, прежде чем кинулся на пол и застыл в позе зародыша. Когда нестройные звуки инструмента затихли и раздались громкие и энергичные аплодисменты, он сел, как и предполагал, чтобы принять своих слушателей, которые собрались вокруг него по-детски возбужденные.

Через приблизительно десять минут самый шумный и горластый почитатель поцеловал этого человека в обе щеки и, весело размахивая руками, медленно пошел в сторону завешенного шторами выхода. Движения его были отрывисты, а впалые щеки и темные круги под глазами говорили о тяжелой и затяжной болезни. Немытые каштановые волосы спадали на его плечи спутавшимися прядями. На ногах была только одна сандалия, а рубашка и штаны говорили о возрасте и запущенности и пахли сточной канавой. Он прислонился к стене под палящим полуденным солнцем на Пьяцца Колонна и закашлялся, прикрывая рот дрожащими руками, после чего поплелся по Виа дель Корсо мимо торговцев церковными реликвиями. Он сжался от страха, когда французский капитан опустил руку на шпагу и приказал ему перейти на противоположную сторону улицы. Его согбенному телу понадобился час, чтобы шаркающей походкой пройти километр от терм Каракаллы до того места, куда он направлялся. Притаившись под дубом, он подождал, пока вечерние сумерки не превратят его в тень.

Полчаса спустя Бернард Блейк снял остатки грима со своего лица. Ветхая одежда и парик лежали на кровати. Он одевался не торопясь. Сначала белая туника, за ней белый наплечник и черная каппа, накидка с капюшоном, закрывавшая его плечи и грудь как мантия. Он не надел на голову капюшон, оставив его висеть за плечами. Он наденет его, когда будет подходить к монастырю. Он ненавидел тонзуру, как последнюю капитуляцию, поскольку так гордился своими длинными темными волосами. Ренато однажды сказал ему, что они придавали ему надменный вид. Он принял его слова за комплимент.

Теперь, оглядев себя в зеркале, он ощутил удовлетворение. Если все пойдет по плану, то до сана священника ему останется менее года, а дальше откроется дорога к его предназначению. Настоятель Теттрини намекнул о возможной важной должности, но не уточнил, какой конкретно. Это его не удивило. Разве сам магистр Палермо не назвал его одним из самых лучших студентов из всех, которым он преподавал теологию в Святой Сабине? В Римском университете его знание языков было оценено так высоко, что было предложено престижное место преподавателя сразу после посвящения его в духовный сан. Но преподавание — это для бездарей, оно только тогда заслуживало внимания, когда твоим классом мог стать весь мир.