Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Финкель cтр.№ 37

В юности я доходил до черты и слышал: исчезни!

Теперь и я исчезал.

На сегодня чуть ли не все мертвы – какой-то разгул геноцида, и не свалить на генерального секретаря…

Сколько есть еще жизни: минута, сутки, десятилетие? Что нужно припомнить?

«Смотри на меня и молчи!..»

Жалоба, спетая на одинокой флейте.

Оставайся за своим письменным столом и прислушивайся. Прислушайся и жди. Будь неподвижен и одинок. И мир принесет себя к тебе. И раскроется перед тобой. Он не может поступить иначе, потому что из тебя исходит Книга…

Жизнь еще есть: минута, сутки, десятилетие:

– Браво, Рахель-Рейзл! Я подобрался к самой сути: любовь преследует истину…

Вокруг меня становилось все пустынней. И сам я растворился в этой пустыне…

Чувство любви ушло.

Любовь осталась.

Над небоскребами батальонами блуждали облака, пытаясь заглянуть в окна квартир стоимостью в один миллион долларов. И только тюрьма «Цальмон» стояла особняком. Я смотрел ввысь и видел, как ветер все подгоняет и подгоняет облако с людьми к этой тюрьме.

И оно вдруг начало опускаться…

«Боже, – подумал я, – у них нет даже карты подъезда к этой тюрьме, они же будут блуждать по пустыне неизвестно сколько лет. А там, в тюрьме «Цальмон», прохладно и даже хумус дают на завтрак и ужин… И вообще, отдельные камеры для людей и для богов… Тем более сами приглашали… Так сказать, по первому хрюканью чиновников… После торжественной части легкое угощение…»

И тут в комнату вбежала Рахель.

– Господи, жива?! И обманула всех?!

– Нет, просто любящий не должен играть по правилам…

И еще что-то отвечала. Горячо, пламенно. Но я ничего не разбирал, пока не понял, что она говорит на иврите. Но что ж именно она говорит?

И я начал отвечать ей так же горячо, так же пламенно, почти на беглом святом языке. Это было сродни колдовству. Мы перебирали слова, складывали строки и без устали толковали и перетолковывали их значение и смысл. И пока в запасе было хоть одно слово, я знал: есть, есть чем поддержать свой дух!..

Как никогда я хотел писать. Но что-то странно отвлекало. На стене билась припадочная тень Достоевского. Тикали всеобщие часики.

...

1

О Шолом-Алейхеме я лет в десять услыхал в нашей филармонии. Знаменитая актриса Сиди Таль со сцены произнесла:

– Мне хорошо, я сирота.

Я тоже сирота, вернее, полусирота, без отца. И это для мальчишки не просто грустно или печально, но невыносимо: все идут на футбол со своим батькой, а кто возьмет меня? Кто со мной будет болеть за любимую команду?..

В филармонии шел спектакль по Шолом-Алейхему. Актриса обращалась к залу: «Смеяться – это здоровье, врачи рекомендуют смеяться…»

И Сиди Таль так весело произносила печальную фразу, что мне сразу захотелось пойти на стадион именно с ней. Или с автором этого произведения, о котором мама уже дома мне сказала: «Что еще добавить? Читай повесть Шолом-Алейхема «Мальчик Мотл».

По мнению мальчишек нашего двора, читать толстую книгу, вместо того чтоб играть в футбол, – просто на несколько часов спятить.

Я обиделся на мальчишек и с тех пор полюбил Шолом-Алейхема!

От обиды, что ли?

Когда Максима Горького отказались в Нью-Йорке поселить в гостинице со спутницей из-за того, что у них не было свидетельства о браке, он обиделся и написал «Город Желтого Дьявола». И осмеял американскую мораль, в ней, дескать, удушающий запах лжи и лицемерия, трусости и безнравственности…

В общем, хочешь хорошего слугу? Служи себе сам.

Известно: на ловца и зверь бежит. В магазине «Дон-Кихот», что на улице Алленби в Тель-Авиве, купили мои книги «Этюды о Тель-Авиве». И милые девушки, к которым я захожу каждую неделю, сказали: поскольку денег нет, они готовы совершить со мной натуральный обмен – отдать тринадцать томов собрания сочинений Шолом-Алейхема (всего было четырнадцать) на идиш, 1935–1937 годов, издательства «Эмес»! Того самого, которое в период космополитизма в Советском Союзе будут громить и наконец разгромят…

Но если бы вы видели, в каком виде были эти тома! Точно они прошли ГУЛАГ и таможню в Чопе, где проверяли багаж у отъезжающих в Израиль. Впрочем, тогда подобные книги за давностью издания вообще не пропускали: «Шибко умные, хотите вывезти антиквариат?!»

Книги, уже немного приведенные в порядок, увидел большой начальник из муниципалитета. И сказал: «Дай почитать!» Я давно так не пугался.

– Дать тебе почитать? – удивился я. – Ты читаешь на идиш?

Но он уже взял книги, потому что был начальником.

И тут мне попался на глаза рассказ внучки Шолом-Алейхема о ее тетке Марусе, к которой однажды пришел Марк Шагал и увидел на стене свою картину. Он снял ее со стены, прижал к груди и сказал: «Маруся, я тебе отдам за эту картину любую другую». Но Маруся уже знала его привычки (художник часто забирал свои картины, обнаружив их в знакомых домах) и на одесском языке сказала:

– Шагал, повесьте это обратно!»

И я во второй раз совершил натуральный обмен. Дал шишке из муниципалитета сборник анекдотов про «новых русских».

Так я начал разговор о Шолом-Алейхеме.

С находок и потерь.

2

Утверждают, что «агонию ощущают и те, кто продолжает говорить на идиш, и те, кто с любовью оплакивает мученическую смерть его. И мы ведем себя как плакальщики и на практике и в теории».

Известного израильского военачальника повели в музей «Энергия мужества». Глядя на портрет Шолом-Алейхема, он спросил:

– А это что за генерал?

Вообще-то он был недалек от истины: Шолом-Алейхем – генерал, даже маршал от литературы. И очень счастливый человек.