Правда, счастливые люди – всегда красивы. Но моим друзьям этого мало.
Есть в Израиле присказка, которую израильтяне усваивают с детства, – я слышу, как ее повторяют все от премьер-министра до мальчишки, товарища внука: «Никогда не будь фраером», то есть не будь неудачником, не будь слабым, не будь лохом. Израильтянин будет в магазине торговаться два часа и, если выторгует два шекеля, уйдет счастливым. И дело, как я понимаю, вовсе не в деньгах: он оказался мужчиной, добился своего. Его не перехитрили. И продавец не в накладе: он изначально завысил цену…
Что ж, будем радостными и сильными. Мы живем в хаосе, в предощущении катастроф. Быть может, задача каждого из нас – придать хаосу форму, сделать форму содержанием.
Если бы нас ожидал счастливый год – мы были бы к этому не готовы.
Но если… неприятности…
Голда Меир говорила: «Пессимизм – роскошь, которой еврей не может себе позволить».
Это привычно.
Мы же не фраера.
С неприятностями можно бороться.
И если повезет – победить…
Вот вам и царство небесное!
Живу, как в раю.
Не живу – блаженствую…
Крупные горячие слезы капают на мою руку. Счастье остужает их, иначе прожгли бы ладонь…
Я раскидываю руки и пытаюсь взлететь. И остаюсь на месте. А что, если в раю крылья обрезают? Чтобы не соблазниться земной твердью?..
Вдруг слышу за стенкой женский крик:
– Чтобы мой сосед Кац убрался из Израиля в Америку, и чтоб Америка его не дождалась!
«Так, ясно, – думаю, – надо позвонить Кацу: жив ли?» Набираю номер:
– Кац! Вы дома? Скажите что-нибудь приятное?
– Ха! Приятного – сколько угодно. Только что по радио сообщили, что уровень жизни в Израиле такой низкий, что его может достигнуть любой, в том числе и я…
«Ну, слава богу, – думаю. – Проклятие не сбылось».
Как ни крути, в Израиле нет лишних евреев.
И чего только соседка убивалась? Ах, да, – нервный народ…
Впрочем, Бог сказал:
...
Ну разве он не прав? Евреи должны жить на исторической родине…
Только по очереди…
...
Меблированная пустыня
Несется земля – меблированный шар…
1
Утром в почтовом ящике я нашел приглашение: «Управление тюрем. Министерство внутренней безопасности. Церемония открытия новой тюрьмы «Цальмон» в районе Каланит, Галилея. Состоится во вторник, 30 января, в присутствии председателя Верховного суда – проф. Аарона Барака, министра внутренней безопасности – Моше Шахаля, начальника управления тюрем – генерал-лейтенанта внутренних служб Арье Биби».
К приглашению приложена карта, и рассматривать ее – то же, что читать на латыни Вергилия.
Я улавливаю тошнотворную вонь камеры, но тут же соображаю, что камера новая, и я понесусь туда, как письмо по почте. Я понесусь на цементное лежбище – кровать и, глядя в потолок, буду думать, думать, думать.
Впрочем, не приглашают ли меня в качестве начальника? Я ведь разослал столько душераздирающих писем с мольбой о тепленьком местечке!
А вообще, новая тюрьма «Цальмон» наверняка лучшее в Израиле место, чтобы писать книгу о её обитателях. Да, лучшее место, чтобы писать, потому что…
Во мне растет Книга. Я ношу ее, как женщина ребенка. Я хожу по городу беременный. Женщины в автобусе уступают мне место. Я беременный, и когда смотрю на темно-синий экран компьютера, меня тошнит со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Смотрю в одну точку минуту, другую, десять, пока не начинается резь в глазах. Переключаю на другую программу. Шахматную, например.
Проиграв раз десять компьютеру, снова включаю экран с надписью: «КНИГА».
Какая Книга?
Что за Книга?
Почему вообще надо писать Книги, когда в мире их куда больше, чем требуется на душу населения, к чему еще одна?
Звонит телефон. Какая-то женщина просит выступить по радио РЭКА и сказать о бедственном положении пенсионеров.
– Бесэдер? Хорошо?
– Бесэдер.
– О’кей?
– О’кей…
Снова сажусь. Понимаю: маюсь дурью, и сегодня ничего не выйдет, как начать эту проклятую книгу – не знаю. Может быть, так и начать: «Бесэдер? Бесэдер. О’кей? О’кей». Чем не содержательный разговор?
Звонит телефон. Мужчина просит помочь ему получить социальную квартиру: «Если вы расскажете мою историю по радио РЭКА на всю страну – жилье в кармане», – говорит он.
– На всю страну?
– На всю страну.
– Так ведь уроженцы Израиля русское радио не слушают. И чиновники тоже, – отбиваюсь я. – Русские средства коммуникации – в Израиле далеко не четвертая власть…
– Какая по счету? – допытывается он.
Пытаюсь мрачно шутить:
– «Не какая», а «никакая»…
– Мне главное, чтоб на всю русскую страну… на всю святую Русь…
– Бесэдер?
– Бесэдер.
– О’кей?
– О’кей.
«Пожалуйста, – думаю я, – вот и завязка романа, и кульминация: «Бесэдер? Бесэдер. О’кей? О’кей».
Можно, конечно, разбавить лирическими отступлениями типа:
– Что слышно?
– Как здоровье?
– Как дела?
Но заканчивать все равно придется: «Бесэдер? Бесэдер. О’кей? О’кей…»
Может быть, прямо так и отнести в типографию. Чем не книга? Расходы минимальные. Разве что на обложку, на художника и корректора. Поди знай, как пишется это чертово слово «бесэдер», что писать после «бет» – «алеф» или сразу «рейш»?
Черт шепчет:
– Не пиши, не пиши, не пиши. Главное – вовремя поставить точку. Бесэдер? Набросится критика. Обвинят в американизации, натурализме, искажении национального начала. Не пиши… Бесэдер?
Минуту подумав, облегченно вздыхаю:
– Бесэдер.
– О’кей?
– О’кей…
Экран светится без единой буквы. Тошнота подкатывает к горлу.
– Пиши, пиши, пиши, – шепчет ангел. – Булгаков писал и добился. Знал, что роман никогда не опубликуют, но писал. И вот, пожалуйста: «Рукописи не горят!» Пиши. Появится спонсор из этих самых «новых русских евреев» и скажет: «Открой ящик письменного стола. Я – плачу…» А у тебя – торичеллиева пустота… Умоляю тебя, пиши, пиши, пиши. Бесэдер?