А потом произошла та злополучная история. Маме увеличили срок, и мы смогли снова увидеться с ней лишь много месяцев спустя. Все это время я не имела ни малейшего понятия о том, что произошло и почему мне нельзя навещать ее. Я едва узнала маму во время нашей встречи. Она оказалась совершенно раздавлена. В ужасном состоянии. Волосы у нее были спутанные, глаза какие-то стеклянные, и говорить ей удавалось с большим трудом. Однако первые ее слова были о Вики.
– Я пальцем не тронула эту суку. Я вообще ни при чем. Меня просто подставили – кто-то подбросил в мою камеру бильярдный шар в носке. Ведь у меня было много врагов. А, может, начальница и сама все подстроила, чтобы меня перевели в другую тюрьму. Она всегда меня ненавидела.
– Зачем бы ей все это подстраивать?
Мама пожала плечами:
– Возможно, у нее что-то пошло не так. Я не знаю. Но, если бы на меня это не повесили, я смогла бы освободиться на много лет раньше. Она еще заплатит за все. И ты должна мне помочь.
Я вспоминаю тот день, когда я забирала маму из тюрьмы, вскоре после Рождества. Она выглядела слабой и беспомощной, когда вышла оттуда, сжимая в руке пластиковый пакет с одеждой, которая была на ней в день задержания в парке, много лет назад.
– Глазам больно от солнца, – пожаловалась она, когда я вела ее к автобусной остановке. – Совсем отвыкла от этого.
На каждом шагу мама останавливалась, принимаясь разглядывать что-нибудь – то дерево, то ребенка с мобильным телефоном, словно все это ей было в диковинку.
– Тебе повезло, что ты могла наслаждаться всем этим на свободе.
То, что я год провела в исправительном учреждении для подростков, после совершенного мной поджога у Ди и Роберта (ужасный поступок, который хотелось бы вычеркнуть из памяти), а потом кочевала из одной приемной семьи в другую, – это, похоже, ничуть маму не волновало. Сначала я жила у престарелой пары: они сами едва ходили и хотели, чтобы я о них заботилась, а не наоборот. Потом меня передали женщине, которая просто оставляла для меня еду на столе и говорила: захочешь – поешь. Однажды она уехала на две недели во Флориду. Я, собственно, была вовсе не против – мне нравилось, что я предоставлена сама себе. Однако соцслужба обнаружила это во время проверки, и меня поселили в молодежный хостел, где воняло мочой, а стены были измазаны экскрементами. Другие подростки издевались над моим именем. «Эй, Дарлинг! Скарлет «горячая штучка»! Сделай нам что-нибудь горяченькое!
– Да, и правда, дурацкое имя, – сказала мама, когда я пожаловалась ей при встрече. – Слишком заметное. Тебе нужно сменить его. Иначе тебя будут связывать со мной, а это совсем ни к чему – особенно, когда ты будешь искать ту суку, из-за которой мне добавили срок.
Так я выбрала имя Хелен Эванс. Оно казалось таким нормальным. Законопослушным. Надежным. Потом я придумала себе семью. Родителей, желавших, чтобы я всего в жизни добивалась сама. И брата с сестрой.
Однако Вики Гаудман обнаружить не удавалось – в Интернете к ней не вели никакие следы, за исключением единственной фотографии. В газетах – тоже ничего. Она как будто бесследно исчезла.
Потом однажды мне пришла в голову идея. Если я не могла отыскать Вики, стоило найти ее мужа. Через него можно выйти и на нее.
Дальше все было просто. Я провела расследование и нашла Дэвида Гаудмана. Оказалось, что он развелся со своей начальницей тюрьмы. В любом случае, сказала мама, он все равно мог знать, где находится Вики, поэтому не следовало бросать эту ниточку. Это был человек, «сделавший себя сам», и я при встрече рассказала ему свою историю, которая, как мне казалось, должна вызвать его расположение. Я получила работу в его компании. Соблазнила его.
Обращайся с ними похуже. Держи на крючке. Мама повторила свой неизменный совет, когда я сообщила, что нашла его. «Именно так я должна была вести себя с твоим отцом». Потом она замолчала.
Я затаила дыхание. Всякий раз, когда я спрашивала маму об отце, она отвечала, что все произошло давным-давно и ей не хотелось об этом говорить.
– Что произошло, мама?
Она вздохнула:
– Это не важно.
– Нет, важно. Я уже взрослая женщина. Ты должна мне это сказать.
В лице мамы что-то дрогнуло.
– Я и сама об этом давно уже думаю. Наверное, ты права. – Она закрыла глаза. – Впервые я увидела твоего отца на пляже в Тринидаде – я поехала туда незадолго до начала учебы в университете. Потом мы случайно столкнулись с ним в одном баре. Вот так все просто. Мы даже не спросили друг у друга имен. И только спустя пару месяцев, когда мы с друзьями переехали в другое место, я поняла, что беременна. Такая наивность с моей стороны. – Мама засмеялась. – Девочка из маленькой уэльской деревни, никогда не задумывавшаяся о контрацепции. Я подумывала вернуться и попытаться найти того парня, но я даже не знала его имени. Если бы я была дома, в Великобритании, то, наверное, сделала бы аборт – прости, детка. Но потом стало уже поздно, и у меня не было денег. Когда я обратилась за помощью к родителям, они просто сошли с ума. Как только они меня не называли! Шлюхой, подстилкой… Это было ужасно. Они сказали, чтобы я сама расхлебывала последствия своей глупости. К тому времени я уже стала чувствовать, что ты – моя часть, с которой я не могу расстаться. Так что я сняла комнату в лондонском хостеле. Потом родила в местной больнице. Я пыталась жить на пособия, но их не хватало, и тогда я стала приторговывать наркотиками. Нам нужны были деньги, детка. Даже муниципальные квартиры обходятся недешево.
Я, потрясенная, обдумывала услышанное.
– Это были твои родители на той фотографии, которую ты мне дала?
Мама кивнула. В ее глазах промелькнула горечь. Значит, ей не все равно.
– И где они теперь?
– Понятия не имею. Какое мне дело до них? С какой стати? Они не оказали мне никакой помощи. Мы были с тобой только вдвоем, детка, – ты и я. Помнишь, что я всегда говорила? Мы с тобой отличная команда. Продолжай игру. Ладно?
И я продолжала. Сначала мне казалось диким прикидываться какой-то Хелен с выдуманной большой семьей. Но потом, как ни странно, моя новая личность приросла ко мне. Мне было легче спать с Дэвидом, воображая себя кем-то другим. Кроме того, это помогало прогонять воспоминания о мистере Уолтерсе. Во всяком случае, на сей раз я делала все по своей воле. А потом я повторила ошибку моей мамы. Я забеременела. К кому я могла обратиться за помощью? Угрожая позвонить «отцу» во время спора с Дэвидом, я сама почти верила в свои выдумки.
– Безмозглая идиотка! – кричала мама, когда я обо всем ей рассказала. – Ты испортишь себе жизнь – так же, как когда-то я.
– Не говори так.
– Ну, ничего, он нам за все заплатит. И она тоже. Продолжай искать. Найди эту суку.
И, не зная, что еще предпринять, я сделала именно это.
* * *
Войдя в квартиру, я обнаруживаю маму в весьма неприглядном, неряшливом виде. От нее пахнет виски, и под ногтями у нее грязь.