– Я просто хочу… я хочу что-то делать… я просто…
Хэл положил школьный рюкзак на кухонный стол и медленно подошел к ней, взял за руку.
– Понимаю, мама. Понимаю. Все будет хорошо.
Чуть позже вернулся Адам. Он подошел к Кейт сзади и обвил руками ее талию.
– Ты пахнешь великолепно, – сказал он, прежде чем поцеловать ее в шею.
Кейт вздрогнула.
– Прошу, Адам, не надо. Не хочу, чтобы ты меня… трогал. Прошу.
табличка
На другое утро в парке Мик почти не разговаривал, предоставив Адаму не моргая смотреть на огромный новый дом и табличку, которая гласила: ПРОДАЕТСЯ.
Генри обнюхал меня, как всегда, чтобы узнать о моих успехах.
– Как дела после вчерашней встречи? – спросил он меня официальным тоном.
– Нормально, – ответил я.
– Ссор не было?
– Нет. Никаких ссор.
– Ты за всем следил?
– За всем, за чем мог.
– И никаких признаков беды?
Я подумал о Кейт, плачущей в кухне, и рассказал об этом.
– Ясно, – сказал он. – Ты должен уделить особое внимание сегодняшнему уроку. Мы уже изучали Контроль Вилянием, но сегодня займемся Контролем Усиленным Вилянием. – Генри встал передо мной перпендикулярно. – Я уже рассказывал тебе, когда вилять, а когда не надо, но мы не обсуждали, как быстро нужно вилять.
Я подумал о своих вчерашних попытках, когда я старался вилять хвостом, чтобы отогнать печаль Кейт. Возможно, поэтому у меня не получилось. Возможно, я выбрал неверную скорость.
– Итак, мы уже обсуждали, что виляние хвостом фундаментально важно для сохранения благополучия семьи. В конце концов, Принц, это один из немногих аспектов нашей коммуникативной системы, которую способны распознать люди.
– Верно, – сказал я, готовый впитывать информацию.
– И хотя люди не всегда это понимают, скорость нашего виляния напрямую влияет на их счастье. Наши хвосты диктуют ритм Семейной жизни. – Его хвост начал медленно и гладко двигаться из стороны в сторону, постепенно набирая скорость.
Красная сеттериха с другой стороны парка повалилась на спину, хохоча над демонстрацией Генри.
– Мы машем медленно, – объяснил Генри, – и все успокаивается. Мы машем быстро, и все ускоряется. Быстрое виляние крайне полезно для поднятия настроения, но когда состояние Семейной гармонии достигнуто, умеренного виляния в сочетании с прогулкой как эта обычно достаточно для поддержания атмосферы общего счастья. Но помни, что ты должен, как всегда, хранить равновесие: не быть слишком назойливым и не быть совершенно незаметным…
Скоростное виляние? Разве не это я делал вчера безрезультатно? Разве не бывает случаев, когда виляние просто не помогает?
Но это я сейчас сомневаюсь, а тогда все было иначе.
Когда Генри показал во всех подробностях, как и когда использовать одиннадцать основных типов виляния, я не усомнился в нем ни на мгновение. Раз Генри сказал, что контроль вилянием был ключом к поддержанию Семейного счастья и безопасности, как я мог возражать? Семья будет счастлива, никуда не денется. И она будет счастлива, потому что я наконец-то это устрою.
Я следовал Пакту.
Я учился у Генри.
Я был лабрадором в полном смысле этого слова.
Я не мог помыслить, что этого недостаточно, что безопасность Семьи зависела от чего-то большего.
Только позднее я осознал, как много нужно сделать, чтобы защитить своих хозяев от внешней опасности.
И от них самих.
сопротивление
Никто точно не знает, где началось Восстание спрингеров. Точнее как… Ходили разные слухи, но это случилось слишком быстро, так что никто не был уверен. В мгновение ока спрингер-спаниели обнаружились почти в каждом парке страны, разнося весть.
Это было семь поколений назад, в собачьем 20687 году, когда стабильность людских Семей перестала восприниматься как должное, и собакам пришлось доказывать на практике, что они действительно верят в то, о чем говорят. Долг. Послушание. Жертвенность во имя хозяев.
И когда появились спрингеры, заявляя, что нормально вырывать поводки и нюхать ради удовольствия, большинство собак легко купились на это. В конце концов, многие уже начали разувериваться в людях, считая их безнадежными.
– Плохие псы винят своих хозяев, – таков был вердикт Генри. – Псы, которые верили в Вечную Награду, но уставали ежедневно за нее бороться, неизбежно попадали под влияние спрингеров. В конце концов, выйти из игры лучше, чем потерпеть неудачу.
Конечно, люди не заметили Восстания, из-за чего влияние оказалось вдвойне разрушительным. Насколько они могли судить, собаки вели себя как обычно. Приносили палочки. Мочились на фонарные столбы. Обнюхивали других псов.
Только в этом уже не было порядка. И цели. Вместо того чтобы приносить палку, дабы порадовать хозяина, они радовали самих себя. Они уже не обращали внимания на состояние тех людей, за которыми должны были присматривать, уже не вмешивались, когда им следовало, а если и вмешивались, то случайно, а не по умыслу. Им, как и прежде, еще нравилось людское внимание, но скорее само по себе, а не в награду за их усилия.
Но, как я сказал, люди не заметили. Они приписывали разлад в Семье другим факторам. Распаду местного сообщества. Длинному рабочему дню. Растущей секуляризации западного мира. Плохой диете.
Они не видели реальной проблемы. Что собаки перестали о них заботиться. Они не понимали, насколько больше у них было шансов сохранить счастливую Семью, если они выбирали лабрадора. Они не понимали, что судьба человеческого общества лежала в лапах нашего вида. Конечно, были и другие собаки, которые еще хотели внести свой вклад, но те были редеющим меньшинством. Большинство выбрали жить одним днем, а не ради своих хозяев.
И поэтому лабрадоры решили создать Пакт, ведь они опасались, что будущие поколения не останутся верными людям и тоже восстанут. Пакт закреплял принципы, которых когда-то придерживались все собаки: долг, послушание, защита – и делал упор на необходимости жертвовать земными удовольствиями ради обещания Вечной Награды.
В отличие от Восстания спрингеров, подробности Сопротивления лабрадоров хорошо известны.
Все началось в большом парке на севере Англии. Там было много лабрадоров – тысячи, говорят (хотя лично я всегда считал это преувеличением), и они собирались каждым утром возле утиного пруда.
Оскар, бывший пес-поводырь, был их предводителем. Как у многих лабрадоров, у него не было Семьи, о которой он бы заботился. Он посвятил свою жизнь одиноким людям-хозяевам, следуя тем же принципам. Семья, однако, стала центром философии Гуру Оскара. Она почиталась как самая прекрасная, хоть и хрупкая, сторона человеческого существования, а также как самая благодатная среда для собаки.