Я, ты и все, что между нами - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Айзек cтр.№ 56

– Утро было напряженным, – наконец сказал папа. – Джемма заглянула в гости на часок. – Они с мамой дружили с подросткового возраста и были тогда не разлей вода. В каком-то смысле они до сих пор оставались неразлучными. – К тому же их посещали дети из какой-то местной школы, а позже мы встретимся с доктором Янопулосом.

– Это здорово. – Доктор Янопулос был маминым консультантом с самого начала, и она питала к нему нежные чувства в основном потому, что он был умным и поддерживал ее, но еще и потому, что, как она однажды сказала, он напоминал ей Роба Лоу ⁵⁸.

– Ну что же… Уильям играет в футбол, мам. Извини, нужно было подождать, пока он закончит, и привести его. Ему теперь очень нравится эта игра. Не уверена, составит ли он когда-либо конкуренцию Роналдо, но, по крайней мере, сейчас он увлечен.

Она не ответила. Сегодня ее глаза казались пустыми, не способными встретиться с моими через экран, а тонкая рубашка свисала с ее плеч. Папа наклонился, достал салфетку из своего кармана и вытер капельку влаги с уголка ее губ.

– Так зачем приходили школьники? – спросила ее я.

Она взяла долгую паузу, подыскивая правильное слово. Наконец сказала:

– Петь.

– О, мило.

– Немелодично, – поправила меня она, и мне удалось рассмеяться.

– Ну а Уильям в последнее время проводит каждую свободную минуту с Адамом. Ему весело. Я сомневалась насчет этого вначале, как ты знаешь, но вынуждена отдать тебе должное – ты была права: они быстро и легко подружились.

Она что-то проворчала. Потом я расслышала:

– Хорошо.

– Думала, ты будешь довольна. Мне тоже это нравится.

– Нет, ты. Красивая сегодня.

– О… Правда? Спасибо.

После еще одной длинной паузы она добавила:

– Счастливая.

Я не сомневалась, что румянец на моих щеках и мой цветущий вид можно было приписать сексу с Адамом, но это отнюдь не было той информацией, которой я собиралась делиться.

– Я… ем много свежих фруктов, – пробормотала я.

Было время, когда я рассказала бы ей все о тех чувствах, которые испытывала к Адаму. Я знала, что разговоры об отношениях пересекали границу дозволенного между некоторыми мамами и дочерями, но для нас это было естественным.

Я описывала глубокое счастье, которое ощутила, когда впервые встретила его, и свою внутреннюю катастрофу, когда все закончилось. Именно в то время, в первые месяцы после нашего расставания, я осознала, как сильно на нее полагаюсь. Она была сильной. Она поступала благоразумно, когда я не могла ясно мыслить. И она твердила мне, настойчиво и упорно, что, какой бы сломленной я ни была, я восстану из пепла и смогу жить без него.

Однажды вечером вскоре после того, как я переехала обратно к родителям, но до того, как узнала, что уже происходит с мамой, я получила от нее то, что можно назвать хорошим напутствием:

– Джесс, ты сильная и умная, ты будешь отличной матерью. Ваши с Адамом отношения не сложились, но у тебя так много всего хорошего впереди. Ты сможешь справиться с этим.

Таким было ее отношение ко всему в жизни: не ной, не останавливайся, просто прими это и поверни ситуацию в свою пользу. Она никогда не отступала от этих принципов.

В свой последний год в детском саду Уильям принимал участие в рождественском спектакле, и я взяла с собой маму и папу на выступление. Это было до того, как ей пришлось сесть в инвалидную коляску, но хорея – ее бессознательные движения – была тогда такой выраженной, что вызвала тишину в зале, когда она вошла неловкими, дергаными шагами.

– Давай, мам. Там есть место, – сказала я, приветственно кивнув нескольким родителям и главе родительского комитета.

– Джесс, могу я продать тебе лотерейный билет? – Диана, мать Оливера – друга Уильяма, появилась, размахивая рекламным проспектом. – Там разыгрывают фантастические призы – три бутылки «Бакс Физ» ⁵⁹, мясное ассорти и электрический массажер для ног. Не обращай внимания на потерявшую торговый вид упаковку. Он совсем новый, честно!

– Да, конечно, – ответила я, доставая кошелек.

Ее глаза метнулись в сторону, и когда я протянула ей деньги, то поняла, что она больше не смотрела на меня. Вместо этого ее взгляд продолжал отвлекаться на мою маму и на то, как ее лицо искажалось в кривых гримасах. Для тех, кто не был в курсе ее состояния, она, должно быть, выглядела безобразно. Реакция Дианы была обычной, но я так и не смогла к ней привыкнуть. И хотя я была уверена, что однажды вскользь упоминала при Диане, что моя мама болеет, было ясно, что к такому она не была готова. У нее не было времени, чтобы изобразить на лице «спокойствие».

– Спасибо, дорогая, – неловко ответила она, а я расшифровала спектр эмоций в ее глазах: смущение, осознание, отвращение.

Папа взял мамину руку, и мы направились к трем местам в конце зала, пытаясь протиснуться сквозь толпу.

– С дороги, – прошептала одна женщина, притянув к себе свою дочь, явно испугавшись, когда увидела мою маму, подумав, что она пьяна или безумна. Или, как позже спросил у Уильяма кто-то из детей: «Твоя бабушка пришла из дурдома?»

Спектакль начался, и, несмотря на то, что мы сидели в самом конце зала, нечленораздельные звуки, покидавшие уста моей мамы, оставались слышимыми, а я молилась ради нее, чтобы дети начали очередную песню и заглушили их. После этого в столовой подали сладкие пирожки с начинкой и глинтвейн. Я хотела сразу пойти домой, но Уильям отчаянно просил остаться.

– Нет, давай пойдем домой, милый.

– Все в порядке, – вмешалась мама. – Мы можем немного побыть здесь.

Мы провели в столовой всего три минуты, прежде чем мама пролила вино на нового классного руководителя Уильяма, которая раздавала пластиковые стаканы, налитые наполовину.

Мисс Харрисон была милой, доброй и явно ошарашенной тем, что только что она болтала с родителями о полном энтузиазма выступлении царя Ирода, а уже в следующее мгновение – горячая алая жидкость стекала с ее шифоновой блузки.

Мама справилась с ситуацией с типичным флегматичным чувством юмора:

– Простите, дорогая, моя координация ужасна.

– О, все в порядке, – настаивала мисс Харрисон, краснея.

– Я с радостью оплачу вам химчистку, – добавила мама. – Я их самый лояльный клиент в последнее время.

Вынырнув из своих воспоминаний, я снова посмотрела на экран:

– Ну, мам, мне пора.

Мама посмотрела на меня, ее голова все еще дергалась, пока она пыталась сфокусироваться. Затем ее лицо снова искривилось в подобие улыбки или чего-то иного. Я вышла из комнаты, решив считать это улыбкой. И что в темном хаосе, которым стал ее мозг, иногда все еще можно зажечь свет.