Завтра наступит, я знаю  - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Горбачева cтр.№ 27

Бабушка и впрямь наличествовала.

Маленькая, кругленькая, крепкая, как гриб-боровичок. Из-под огромных очков в розовой оправе задорно поблескивали большущие, словно нарисованные, голубые глаза. Ярко-фиолетовая косынка, повязанная по-пиратски, этакой банданой, не справлялась с непокорными седыми кудряшками, и те активно топорщились во все стороны. Но более всего поражал наряд. Пестрая юбка, едва доходящая до середины икр, являла миру прочные сапожки на толстой платформе, поразительно смахивающие на берцы; из-под кожаного жилета, усыпанного заклепками, бантиками из шнурков, какими-то медными крохотными винтажными фигурками — бабочками, улитками, пушечками и прочей дребеденью — проглядывало кружево шикарной поплиновой блузки в мелкий цветочек. И все это великолепие дополнялось несколькими связками ярчайших бус, абсолютно разнородных по фактуре и цвету, и лучезарной улыбкой

— Вот так-так, неужели покупатели пожаловали? Ну, наконец-то! Ах, вы, мои голубчики, как же я вам рада! Пойдемте, пойдемте, я вам все покажу! Ах, как вы вовремя! Я уж собиралась все тут законсервировать и уехать в Иттари…

Она воинственно щелкнула садовыми ножницами. Отбросила в кусты пучок срезанных веток. Тотчас из зарослей послышалось меканье и жадное чавканье.

Пестрая бабулька, не глядя, сунула ножницы за спину, те точнехонько зацепились за древесный сучок и закачались там, будто пристраиваясь.

Реджи, наконец, отмер.

— Доброго дня, почтеннейшая лейди! Ничего, что мы так рано?

— Да что вы, детки, какая рань! Мы в Иттари привыкли вставать с солнцем, нам в самый раз… Это в столице все сони: и люди, и оборотни. Я, бывало, у брата гостила, так давно и печь протоплю, и пирогов напеку — а он все спит… Ой, да что это я про печь! Вы, деточки, не пугайтесь: кухню мой покойный братец еще лет десять как переделал на новый лад, печь там разве что для красоты осталась. Больно хороша на ней плитка, из настоящего ларрийского терракота…

Щебеча и сыпля словами, словно бусинами, она вышагивала по дорожке впереди гостей, и крепкие ножки ее в тяжелых ботинках печатали шаг бодро и весело. И вся она так и искрилась весельем и вдохновением.

— Вот хорошо-то! — продолжала она. — А то брат завещал: ежели за год никто не заселится — закрыть дом наглухо и запечатать, чтобы, значит, вообще никому не доставался. Написал, что, дескать, ежели судьба настоящему хозяину найтись — за этот срок он объявится, а нет — лучше вообще изолировать. Тут такие книги и такие штуки остались, что не каждому себя доверят, а если какой невежа вздумает их к чему принудить — то лишь себе и другим во вред. Так лучше уж совсем замуровать. Чтобы никому. А мне жалко, ох как жалко… Я же все помню: как Аугусто саму башню строил, как потом к ней дом в основании заложил, чтобы, значит, и мне было, где жить, когда к нему перееду… Я-то из нашего Иттари долго не решалась податься, это уж когда овдовела — зачастила в нему в гости. Он один, я одна — вдвоем все веселее. Да при мне он хоть поесть не забывал. Ох уж, мне эти маги…

— А он был маг? — умудрился вклиниться в ее словесный поток Реджи.

Она засмеялась звонко, совсем не по-старушечьи.

— Ох, да какое там… Нет, мальчик, он был не маг. Аугусто Мурхох, мой старший братец, был гений.

Ласково-печально покачав головой, так, что кудряшки-пружинки задрожали, она легко одолела крыльцо, протянула руку, и еще не успела коснуться светлых полированных дверей, как створки предупредительно распахнулись.

— Мурхох?

Оборотень наморщил лоб, будто припоминая.

— Непризнанный гений, — вздохнула бабулька. — Маг-самоучка, не закончивший ни одной академии, и знаете почему? Потому что, на самом деле, традиционной магии в нем было совсем мало. Он был превосходный теоретик, новатор, и многие его идеи считались бредовыми. Что вы хотите — маг без диплома, и сам в состоянии разве что чуть улучшить бытовые чары…

— Мурхох! — Реджи шлепнул себя по лбу. — Ну, конечно! Техномаг, изобретатель мобиля, но вынужден был продать авторские права, чтобы расплатиться с долгами… Да как же так? Неужели так и умер… в бедности, в безвестности?

Старушка глянула на него с упреком.

— Молодой человек! Почему же сразу — «в бедности»? Взгляните, это разве жилище маргинала?

— О! — только и сказал поспешно Реджи, переступая порог. — О, нет, разумеется!

Весь этаж занимала кухня, светлая, уютная, с добротной крепкой мебелью, с горящими от солнечных лучей донышками медных кастрюль и сковородок, развешенных над плитой, с нежными глазками фарфора и фаянса, расставленного на полках… Широкий угловой диван в углу и нависший над ним светильник наводили на мысль, что, должно быть, хозяину не было порой смысла удаляться в спальню: хватало и этого обжитого уголка. Сиял чистотой и светлыми паркетинами пол с расстеленными пушистыми ковровыми дорожками. Винтовая лестница частично уходила вниз, скрываясь в неосвещенных недрах то ли подвала, то ли цокольного этажа, и возносилась кверху. Возможно, до самого купола Башни?

А воздух, воздух!..

Регина вдохнула аромат старого вощеного дерева, запах душистых трав, угадывающихся в полотняных мешочках за застекленными дверцами шкафчика, дух старины… и еще чего-то непознанного… и поняла, что пропала. Для того чтобы понять: Мое! — ей не нужен дальнейший осмотр. Всей шкуркой, всеми потрохами она знала, что, наконец-то, у себя. Такое чувство будил в ней, разве что, родительский дом, да и то не всегда, а в пору глубокого детства, когда отец с матерью были еще добрыми папой и мамой, ни разу не говорившими «нет!» и «ты должна понимать»…

— Беру, — сказала тихо, но твердо.

Старушка, расписывающая равнодушие покойного брата к славе и известности, осеклась.

— Вы же еще не видели, что там наверху и в самой Башне, милочка!

— Мне все равно, — нетерпеливо ответила Регина. — Это мое, я чувствую! Я должна быть здесь.

Сложив ручки, бабуля опустилась на ближайший стул и воззрилась на нее со странным выражением лица.

— А знаете, милочка…

Потеребила бусики.

— Аугусто предупреждал, что может быть и такое. И если найдется вдруг кто-то, кто с первого взгляда влюбится в его дом без памяти — а ведь с вами именно это случилось, не правда ли? — то даже и не думать о сдаче в наем.

— Как? — болезненно вскрикнула Регина. Не успела она свыкнуться с внезапно свалившимся ощущением подарка — и его уже отбирают?

— Но послушайте, лейди, — решительно начал оборотень. Хозяйка отмела его возражения небрежным жестом, звякнув бусинами и побрякушками на жилете:

— Ах, вы меня не поняли, детки. Для вас… Нет, скажу точнее, милочка: именно для вас этот дом не сдается. И не продается. Он предназначен вам в подарок и вечное владение, вот что я вам скажу. Такова воля Аугусто Мурхоха, моего покойного брата, она оговорена в завещании и заверена свидетелями, так что ни один стряпчий ее не оспорит. А уж я — тем более!