Пул поднял историю связанного покойника. Никакого криминального прошлого, никакой связи с местами других преступлений. Его кремировали. «Если он и был тем, кого мы ищем, – думал Пул, – мы сами виноваты». Он собрал коронерские отчеты с 5 мая по 31 декабря 1986 года по всем округам Южной Калифорнии и принялся штудировать их. Ниточки никуда не вели. Спустя некоторое время обращение к прессе стало казаться неплохой идеей.
Первого октября 2000 года в газете «Ориндж каунти реджистер» появилась первая статья о ДНК как связующем звене: «ДНК может указать на серийного убийцу, орудовавшего в этих местах». Про Пула написали, что он собрал вокруг своего рабочего стола девяносто четыре папки с материалами.
– Наш убийца и есть настоящий «Ночной охотник», – говорил Пул.
Он хотел лишь подчеркнуть, что этот преступник совершал убийства раньше Ричарда Рамиреса, прозванного «Ночным охотником», который терроризировал Южную Калифорнию с 1984 по 1985 год. Но, к его сильной досаде, внесшее путаницу прозвище прижилось. С тех пор этого убийцу так и звали: «Настоящий ночной охотник» (ННО).
Статья начиналась с перечисления догадок, где может находиться убийца. Мертв? За решеткой? Замышляет очередное преступление? Предположений насчет его прошлого не высказывалось. Многие следователи из округа Ориндж считали, что преступник родом из Голеты, так как именно там начались убийства. Один из коллег Пула, Ларри Монтгомери, даже съездил туда и несколько дней расспрашивал учителей начальной школы, как еще работающих, так и вышедших на пенсию, об окрестностях реки Сан-Хосе-Крик: не доводилось ли им в середине 1960-х годов учить проблемных мальчишек, которые, например, жестоко обращались с животными? Ему назвали несколько имен, он проверил их и убедился, что все эти дети стали вполне благополучными взрослыми.
Нападению 1 октября 1979 года были присущи некоторые черты, которые позволили предположить участие в нем местного хулигана-подростка. Угнанный велосипед. Найденный в том же доме столовый нож для стейков. Однако другие подробности, в то время оставшиеся без внимания, предполагали наличие опыта, отточенного где-то в другом месте, не в кругу покуривающих травку серферов, способных скорее на слова, чем на предосудительные поступки, а в изоляции, в принудительном одиночестве, – отчуждение вылилось в приобретение настоящих криминальных навыков. Он не просто взломал замок в доме жертв той ночью. Он выломал дверную раму и перебросил ее через забор.
А тот факт, что он сумел на десятискоростном велосипеде ускользнуть от вооруженного агента ФБР, преследующего его на машине, а также от помощников шерифа, которые гнались за ними по пятам? Стэну Лосу, тому самому агенту ФБР, который его преследовал, позднее досталось от местных копов: почему он не стрелял? Тогда в ответ на упреки Лос ощетинился, но по-прежнему считал свое решение правильным. Он всего лишь слышал женский крик и видел обычного белого мужчину на велосипеде, который прибавлял скорость каждый раз, когда Лос окликал его или сигналил. Причин стрелять у него не было.
Лос не обладал даром предвидения. Он не мог предугадать, что неизвестный бросит велосипед на тротуаре, метнется в переулок между домами номер 5417 и номер 5423 по Сан-Патрисио-драйв и перепрыгнет через забор. А к моменту следующего появления успеет загрубеть, начнет завязывать узлы туже, избавится от необходимости подбадривать себя бормотанием: он окончательно сформируется как убийца. В ночь погони он явно удирал от Лоса, но вместе с тем стремился к чему-то другому, к душевному состоянию, в котором исчезнет тривиальное и повседневное, а навязчивые фантазии, подступающие из глубины сознания, развернутся и завладеют им.
Лос не мог выстрелить. Он часто восстанавливал в памяти события той ночи: секунды, потерянные на запуск двигателя машины, разворот, человек на велосипеде в пятидесяти ярдах впереди, точно по правому краю света его фар – света, который сработал как некая команда. Брошенный велосипед. Убегающий незнакомец. Если бы Лос мог предвидеть, каким станет этот человек, он прицелился бы из своего оружия 38-го калибра и уложил бы его на месте.
Все соглашались, что ночь 1 октября 1979 года стала переломной в жизни будущего убийцы.
Таинственный вуайерист выбирал цели в северо-восточных районах, в радиусе двух квадратных миль от перекрестка улиц Касидрэл-Оукс и Паттерсон. Все три нападения в Санта-Барбаре были совершены вблизи Сан-Хосе-Крик – реки, которая начинается среди зарослей лавра в горах, изгибается по восточной части Голеты и впадает в Тихий океан. Территория пригорода у реки – мечта Гекльберри Финна: обросшие мхом камни, веревочные качели, оставленные бродягами окурки под пологом деревьев. Изучая места преступлений на карте Голеты, Пул поражался тому, что убийцу постоянно тянуло к реке, словно он был связан с ней пуповиной.
Нападения в Голете заслуживали внимания и по другой причине. Преступнику нравилось контролировать ситуацию. Это проявлялось в связывании. В молниеносных нападениях. В дневное время он был невзрачным неудачником, но в домах, куда проникал, внушал ужас. Иногда он оставлял на кухне молоко и хлеб – это был почерк психопата, желающего показать, как уверенно и неторопливо он действует.
Однако в Голете этот искусный преступник неизменно терял контроль над ситуацией. Трижды он совершил там нападение, и трижды ему помешали. Ему так и не удалось подвергнуть женщин сексуальному насилию: при первом нападении потенциальная жертва сбежала, во втором и третьем случаях мужчины оказали сопротивление и были застрелены. Вероятно, он опасался, что звуки выстрелов привлекут внимание полиции, поэтому быстро убивал женщин и покидал место преступления.
Прослеживать становление убийцы было все равно что смотреть фильм ужасов в обратном порядке, однако эта перемотка имела большое значение. «Преступник более уязвим в своем прошлом, нежели в своем будущем», – пишет ведущий британский криминальный психолог Дэвид Кантер в своей книге «Тени криминала»
[49]. Кантер считает, что ключ к раскрытию серийных преступлений – возможность выяснить, что происходило до первого из них, а не установить, куда направился преступник после самого последнего. «До того, как он совершил преступление, он мог и сам не знать, что совершит его, – пишет Кантер, – поэтому был не столь осторожным, как в дальнейшем».
Было очевидно, что со временем этот преступник начал осторожничать. Он наблюдал. Рассчитывал. Взять, к примеру, Вентуру. В Санта-Барбаре и округе Ориндж он совершал нападения много раз, а в Вентуре – лишь однажды. Почему? Арест Джо Олсипа за убийство Смитов наделал много шума. Зачем рисковать, совершая еще одно двойное убийство в Вентуре, и порождать сомнения в виновности Олсипа, если уже нашелся неудачник, который должен понести за него наказание?
То, что на территории Голеты, более молодой и менее престижной западной соседки Санта-Барбары, произошло уже три проникновения в чужие дома, не помешало управлению шерифа предпринять попытку сохранить эти преступления в тайне. Как и в большинстве давно существующих учреждений, в управлении шерифа Санта-Барбары сложилась своя корпоративная культура, и оно считалось замкнутым и скрытным. Даже если у детектива волосы вставали дыбом от увиденного на месте преступления, работа требовала, чтобы на публике его лицо оставалось непроницаемым. Несомненно, именно такое впечатление пытался произвести днем в пятницу, 31 июля 1981 года, детектив из управления шерифа О. Б. Томас, приступая к опросу соседей дома номер 449 по Толтек-уэй. Это произошло после того, как он первым явился сюда в ответ на экстренный вызов. Ему предстояло стучаться в одну дверь за другой и спрашивать соседей, не заметили ли они чего-нибудь необычного или подозрительного. Сеять панику среди населения было незачем. Томас задавал вопросы, но сам предпочитал не распространяться о случившемся. По его лицу было невозможно догадаться, что именно он видел.