Однако сотрудники управления шерифа округа Сакраменто сравнили две серии преступлений и увидели между ними значительные различия. Прежде всего, шесть из девяти пунктов modus operandi не совпадали. Отпечатки обуви не имели сходства. Даже ее размер был разным. «Насильник с востока» не забирал с собой скидочные купоны. Существенно различались и словесные портреты. Описания внешности «Громилы» подчеркивали ее необычность: этот мужчина выглядел как ребенок-переросток с толстыми конечностями и гладким, бледным лицом. «Насильника с востока» характеризовали как человека от среднего до худощавого телосложения, одна пострадавшая даже назвала его «тщедушным». Летом он казался загорелым. Даже если «Громила» сбросил вес, вряд ли он стал оборотнем.
Следователи из Визалии не согласились с этими выводами и обратились к прессе. В июле 1978 года газета «Сакраменто юнион» опубликовала статью, в которой выдвигалось предположение о связи между серийными преступниками и была высказана критика в адрес управления шерифа округа Сакраменто, сотрудников которого уличили в зашоренности. На следующий день управление нанесло ответный удар в прессе, обвинив журналистов «Сакрамето юнион» в безответственности, а полицию Визалии – в жажде славы и неразборчивости в средствах.
Однако департамент полиции города Сакраменто был готов рассмотреть возможную связь между сериями преступлений. Эту версию периодически прорабатывал и Ричард Шелби. Управление шерифа округа Сакраменто запросило у местных коммунальных компаний списки служащих, переведенных куда-либо из окрестностей Визалии с декабря 1975-го по апрель 1976 года. Таких нашлось двое. Впоследствии обоих исключили из числа подозреваемых.
Спустя сорок лет официальные мнения по-прежнему расходятся, хотя и не так остро, как раньше. Нынешний старший следователь Сакраменто Кен Кларк считает, что обе серии преступлений совершил один и тот же человек. ФБР соглашается с ним. А старший следователь Контра-Косты Пол Хоулс – нет. По его меткому выражению, эндоморфы не становятся эктоморфами как по волшебству.
Округ Ориндж, 1996 год
У Роджера Харрингтона выработалось убеждение, которого он неуклонно придерживался, не думая о последствиях. В октябре 1988 года, через восемь лет после убийства его сына и невестки, его слова процитировал журнал «Ориндж коаст»: Харрингтон утверждал, что искать мотив следует в прошлом Патти, а не Кита. К моменту смерти они были женаты всего несколько месяцев. Казалось, Патти было не в чем упрекнуть, но насколько хорошо новые родственники знали о ее подлинном прошлом? Одна деталь убедила Харрингтона в том, что пара, скорее всего, была знакома с убийцей, – покрывало на кровати. Убийца не пожалел времени на то, чтобы с головой укрыть своих жертв покрывалом.
«Тот, кто сделал это, знал их и сожалел о случившемся», – заявил Роджер журналу.
В прежние времена дела порой раскрывались благодаря одному неожиданному телефонному звонку: пронзительная трель дискового телефона была предвестником предсмертной исповеди или появления свидетеля с неопровержимой информацией. Но в деле Кита и Патти Харрингтон или Мануэлы Виттун телефон так и не зазвонил. Прорыв был достигнут благодаря трем стеклянным пробиркам, которые пролежали без дела в запечатанных конвертах пятнадцать лет.
Мало кто встретил бы эту новость с большим воодушевлением, чем Роджер Харрингтон. Пустота на месте лица убийцы его сына занимала огромное пространство на его ментальной карте. Статья в журнале «Ориндж коаст», посвященная его поискам убийцы Кита и Патти, заканчивалась мрачным и прямолинейным заявлением: «Вот почему я до сих пор живу: не хочу уходить, пока не узнаю».
Три пробирки, приблизившие разгадку тайны, были открыты, а их содержимое – подвергнуто анализу в октябре и ноябре 1996 года. К декабрю, располагая результатами, следователи управления шерифа округа Ориндж были готовы обзвонить семьи потерпевших. Но Роджер Харрингтон об этом так и не узнал: он умер за полтора года до этого, 8 марта 1995 года.
Будь Роджер жив, он узнал бы о прошлом убийцы и понял бы, что ошибся относительно причины, по которой головы его сына и невестки были накрыты покрывалом. Не из-за угрызений совести. В предыдущий раз, когда убийца забил пару насмерть, оказалось, что это грязное дело. Он не хотел испачкаться кровью Кита и Патти.
В одно воскресное утро 1962 года некий британский разносчик газет нашел на обочине дороги дохлую кошку. Этот двенадцатилетний мальчишка кинул трупик в свою сумку и принес домой. Дело было в Лутоне, городке в тридцати милях к северу от Лондона. До обеда еще оставалось время, и, чтобы скоротать его, мальчик положил кошку на обеденный стол и принялся препарировать ее самодельными инструментами, в числе которых был скальпель из сплющенной спицы. Мерзкая вонь распространилась по дому, вызвав недовольство всей семьи. Если бы ребенок потрошил еще живую кошку, этот случай можно было бы отнести к биографии Теда Банди. Но вышло так, что мальчик, о котором идет речь, стал ученым и заклятым врагом серийных убийц, создав их криптонит. Его имя – Алек Джеффрис. В сентябре 1984 года Джеффрис разработал технику ДНК-дактилоскопии и тем самым навсегда изменил криминалистику.
ДНК-технологии первого поколения в сравнении с нынешними – как компьютер «Коммодор 64» рядом со смартфоном. Когда в криминалистических лабораториях округа Ориндж в 90-х годах XX века только начали внедрять анализ ДНК, на работу по одному делу у одного криминалиста уходило до четырех недель. Биологический образец для анализа должен был иметь достаточные размеры – к примеру, для этой цели годилось пятно крови размером с монету в четверть доллара, – и находиться в хорошем состоянии. А теперь соскоба клеток кожи достаточно, чтобы за считаные часы узнать чью-либо генетическую подноготную.
Принятый в 1994 году закон об идентификации ДНК уполномочил ФБР вести национальную базу данных, и так родилась система CODIS – Объединенная индексная система ДНК. Удобнее всего объяснить, как действует CODIS сегодня, на примере верхушки огромной криминалистической пирамиды. Подножие пирамиды – это сотни местных криминалистических лабораторий по всей стране. Эти лаборатории собирают неидентифицированные образцы ДНК с мест преступлений, а также у подозреваемых и вносят их в базы данных соответствующего штата; в Калифорнии введенные образцы автоматически загружаются каждый вторник. Штат также отвечает за сбор образцов ДНК в тюрьмах и судах. Затем базы данных штата берут все собранные образцы и проводят процесс верификации и внутриштатного сравнения. После этого образцы передаются вверх по национальной лестнице до CODIS.
Быстро, эффективно, надежно. Но совсем не так обстояли дела в середине 1990-х годов, когда эти базы данных только начинали создавать. В то время криминалистические лаборатории, проводя ДНК-профилирование, полагались в основном на анализ ПДРФ (полиморфизм длин рестрикционных фрагментов) – трудоемкий процесс, результаты которого в конечном итоге преобразовывались в звуковые сигналы. Но лаборатория округа Ориндж всегда пользовалась репутацией одной из самых передовых. Опубликованная в газете «Ориндж каунти реджистер» 20 декабря 1995 года статья «Цель окружной прокуратуры: призраки убийц прошлого» объясняла, что сотрудники местной прокуратуры при содействии детективов и криминалистов впервые передают образцы ДНК, относящиеся к давним нераскрытым преступлениям, в новую лабораторию калифорнийского министерства юстиции в Беркли, где хранится четыре тысячи ДНК-профилей известных преступников, совершивших тяжкие преступления, в том числе сексуального характера. Калифорнийская база данных ДНК родилась незадолго до этого, и округ Ориндж помогал ей расти и развиваться.