Ловец бабочек. Мотыльки - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 124

— Помилуйте, что с ним могло произойти? Он просто решил переждать бурю. Вот посмотрите, неделя-другая и все переменится… они найдут виновного…

…или того, на кого можно эту вину повесить.

…и в этом плане пан Анджей представлялся идеальною кандидатурой. Оставалось надеяться, что он, где бы ни был, там и останется. А если нет…

— Но… он бы нашел способ… он бы меня… не бросил бы…

На сей счет у пана Штефана, распрекрасно знакомого с юным Куркулевым, было свое мнение.

— Нет, — эта женщина, прежде представлявшаяся ему хладнокровной и спокойной, достаточно надежной, чтобы пользоваться ее услугами, вдруг разродилась потоками слез. — Я чувствую… что-то случилось… с ним что-то случилось… он ничего не забрал… золотые часы… я подарила ему на день рожденья… а он их бросил. И запонки… и костюм новый… он бы никогда…

Она вдруг вскинулась, уставилась заплаканными глазами на пана Штефана.

— Я… я решила. Я пойду в полицию… я расскажу им все… он не виноват, слышите?! Мой мальчик не виноват… его обманули… заставили… они должны знать… должны его найти…

— И отправить на каторгу? Помилуйте, панна Куркулева, если уж вы заговорите, то каторга неминуема…

Она смолкла.

Прикусила губу.

И задумалась, впрочем, раздумья эти длились недолго.

— Нет, они поймут… я скажу, что вынудила его… заставила… он не мог отказать матери…

Пан Штефан переглянулся с женой и в глазах ее увидел понимание. Если уж случится панне Куркулевой заговорить, то каторга будет грозить не только лишь дорогому ее сыночку.

— Он не мог… и если… если все-таки… хороший адвокат… ему ведь много не дадут? Конечно… у меня есть еще деньги… главное, чтобы его нашли… полиция сможет…

— Вот, — пан Штефан накапал зелья из особого своего флакона. — Выпейте. Для начала вам надо успокоиться…

Она приняла серебряный стаканчик.

— Мне жаль… мне так жаль… вы ведь пока еще сможете уехать… конечно, пока еще… простите, но я должна думать о моем мальчике…

— Конечно, — пан Штефан кивнул.

Уедет он.

Попозже… а может… и к лучшему оно? Раньше посредник был нужен… а теперь… теперь лишнее… пан Штефан не собирается молчать, нет, он напишет статью… уже почти готова, осталось лишь провести главный эксперимент… сердце у него имелось, а теперь и объект появился, который…

…он взглянул на жену, которая приобняла панну Куркулеву, не позволив той упасть.

— И куда эту блаженную? — спросила она преспокойно.

— Здесь… недалеко…

— Много знает?

— Достаточно…

Панне Цецилии безусловно, было жаль женщину, но себя — жальче. Просто представилось вдруг, как супруг ее вдруг оказывается сперва в полиции, а там и под судом, на который — и думать нечего — в городе узнают… а там каторга и скандал… и кем ее назовут?

Ах, счастье, бывшее столь близким, вдруг поблекло.

Нет уж… панна Цецилия не собиралась отступать… и закинувши тело на плечо, она двинулась за мужем. Благо, идти и вправду было недалеко: подвалы старого дома хранили изрядно секретов. И пану Штефану посчастливилось узнать один.

В мужском платье Гражина чувствовала себя преглупо. Прежде ей подобный наряд представлялся смелым, отражающим великую незаурядность натуры, а ныне, примеривши его, Гражина вдруг осознала, что собственная ее натура отнюдь не настолько незаурядна. Она сама себе казалась… голой?

Нелепой.

Смешной.

Но не смела возразить тому, кто стал ее учителем. Он же, окинув Гражину взглядом, лишь кивнул. А матушка не посмела и слова сказать, хотя было видно, что и она недовольна.

— Нам пора, — сказал Зигфрид, протянув шляпу. — Волосы лучше убрать.

Его правда. Если в этом наряде она похожа на парня, то коса всяко из этого сходства выбивается. И Гражина послушно уложила ее вокруг головы, наскоро закрепив полдюжиною шпилек.

— И куда вы…

— Не стоит беспокоиться, — Зигфрид коротко поклонился матушке. — К сожалению, мой долг требует моего присутствия в другом месте, однако смею заверить вас, что я сделаю все возможное и невозможное, дабы уберечь вашу дочь от опасности…

Опасность?

Сердце екнуло.

Одно дело встречаться с опасностями, лежа на мягонькой козетке, храбро перелистывая страницы книги, в которой оные опасности обретались, заедая беспокойство медовыми рогаликами, и совсем другое — выйти из дому.

— Я был бы рад оставить ее здесь, но ввиду некоторых обстоятельств предполагаю, что помощь вашей дочери будет не лишней. И опасаюсь, что мое отсутствие может создать у вашего родственника ложное представление о потере мной интереса к вашей дочери… — он замолчал, выдохшись.

Все же говорил Зигфрид мало, сам, верно, уставая от некоторой витиеватости своих речей. Он не предложил руку, но просто двинулся к двери, и Гражина, робко улыбнувшись матушке — ах, где те милые тихие дни, которые казались ей столь скучными — последовала за ним.

— А куда мы… — она осмелилась заговорить, поравнявшись с Зигфридом.

И смотрела на него… искоса.

Сквозь ресницы.

Она так и не поняла, нравится ли он ей или же скорее нет. Пугает? Определенно. Было в его облике что-то такое, заставляющее сердце обмирать. Ранние морщины? Или кожа чересчур уж бледная… Гражина вот и на овсяной диете сидела, и яйца сырые пила с уксусными каплями, чтобы бледности добиться, да у нее ничего не получилось. У него же… глаза запавшие, кажутся темными до черноты.

Одет бедно.

И матушка, конечно, закажет ему гардероб, но…

— Вы ничего не ощущаете? — осведомился Зигфрид, остановившись на перекрестке. Он старательно смотрел вперед и это задевало.

Гражина насупилась.

И прислушалась.

Ощущать?

Кроме того, что наряд этот… и прохожие редкие смотрят… и если догадываются, что она — вовсе не парень? Или вдруг да встретится кто-то, с Гражиною знакомый, и узнает ее? Слухов не оберешься…

Нет, он не о том спрашивает.

И надобно сосредоточиться… слушать… ощущать… холод вот… ветерок по лицу, по губам. Ветерок горьковатый, и Гражина облизывает губы. Пахнет… хорошо пахнет, запах тяжелый, но чарующий, манит за собой. И она поворачивается, ступает на мостовую. Где-то рядом грохочет повозка. И чья-то рука удерживает ее… кто-то кричит… на нее? Не важно, теперь Гражина видит запах, темную ленту его, отливающую багрянцем. Ее так хочется взять в руку…

И она раскрывает ладонь.

Лента шелковая.

Скользит.

Льнет.

Обвивает пальцы и запястье. Теперь-то не потеряется… от Зигфрида пахнет болотом и лесом. Тоже хорошо… еще немного тьмой, и это роднит их.