Матросы с сомнением качали головами и строили разнообразные догадки.
Между тем увлекаемый попутным ветром корабль плыл всё дальше и дальше, и через десять дней пути достиг, наконец, Босфора.
Перед самым входом в пролив встали на якорь, и капитан собрал на палубе всю команду. Януш с Франческо тоже оказались невольными участниками этого собрания.
Называя всех присутствующих братьями, капитан говорил о горожанах, испытывающих нужду в продовольствии, о гражданском долге, об ожидающей впереди опасности: турецких крепостях по обеим сторонам Босфора. В конце свой в высшей степени взволнованной и проникновенной речи он попросил у команды совета, когда идти через пролив: днём или же под прикрытием ночи. Все сошлись во мнении, что днём чересчур опасно: проход между двумя крепостями несомненно хорошо пристрелян турками, а вот ночью есть шанс проскочить.
На том и порешили.
Вечером на палубе отслужили молебен, а когда на море пала ночь и небо, к радости моряков, затянуло облаками, выбрали якорь и подняли все паруса...
12
Зажатый меж двух гористых берегов Босфор неспешно раскрывался навстречу, пока наконец не понёс их прочь от живого, пугающего, окончательно слившегося с небом Понтийского моря. Янушу даже показалось, что позади корабля рокочет страшная бездна, край света, за которым уже нет ни жизни, ни света — ничего...
Впрочем, бездна скоро скрылась за поворотом, и лишь Босфор теперь безраздельно владел ими. Берега то уходили в стороны, то снова надвигались, вырастая на глазах и превращая пролив в ущелье.
— Сейчас будут крепости, — сказал вдруг кто-то, кажется, капитан, и на палубе мигом срезало и без того едва тлевшие разговоры. Лишь только плеск воды за бортом, да скрип снастей нарушали гнетущую тишину.
Януш слышал биение собственного сердца. И хотя ночи стояли тёплые, сейчас он невольно кутался в свой дорожный плащ. Рядом замер вцепившийся в борт Франческо. Губы итальянца беззвучно шевелились. Даже во мраке было заметно, как он бледен.
И вот наконец они увидели первую расположенную на правом берегу крепость. Румели-Хиссар — «Перерезающая горло», как нарекли её сами турки. Казалось, что кто-то небрежно бросил на склон горы тяжёлый наборный пояс, где пряжкой была царствующая на самой вершине здоровенная башня, а украшениями — башни поменьше. И ни огня, ни огонёчка. Лишь только мертвенные провалы бойниц настороженно следили за приближающимся кораблём.
Румели-Хиссар...
Ещё несколько месяцев назад на пути в Синоп она виделась Янушу не такой зловещей. Впрочем, тогда был день, и они шли под османским флагом. Теперь же всё было по-другому.
А потом случилось то, чего опасались моряки: свежий налетевший вдруг ветер согнал с небес облака, и лунный серп и щедрые россыпи звёзд явились дремлющему миру во всём великолепии. Тут же вокруг корабля заиграла серебром вода, а сам он от носа до кормы оказался залитым мертвенным лунным светом.
Похожий на стон звук вырвался из груди моряков. Обратились к небу полные мольбы взоры, и поначалу показалось, поверилось, что всё ещё обойдётся, что крепко спят сторожащие пролив...
Но не обошлось!
Всё-таки заметили ромейский корабль чьи-то недобрые, внимательные глаза: со стороны Румели-Хиссара вдруг раскатисто ударила пушка, и в воду прямо по курсу упало стремительное ядро. С пронзительными криками взметнулись к небу ночующие в заводях чайки, а над ожившей башней замелькали, то и дело скрываясь за зубцами, огни факелов. Тут же ответила выстрелом и соседняя крепость: ромеям недвусмысленно предлагалось спустить паруса и ждать проверяющих.
Все взоры устремились на капитана.
— Вперёд, только вперёд! — вскричал тот. — Остановиться смерти подобно! Турки в любом случае нас не пощадят!
Яношу показалось вдруг, что время остановилось, что замер Босфор, и корабль тоже стоит на месте. Медленно, очень медленно проплывали мимо обрывистые, укрытые мраком берега и зловещие полные огня и жизни крепости.
Корабль уже почти миновал их, как жёлто-багровым светом вдруг снова осветилась главная башня Румели-Хиссара, и страшный грохот прокатился над проливом.
Стоящий рядом с Янушем слуга испуганно вскрикнул: ядро ударило в нескольких шагах от них и, с треском проломив палубу, исчезло в тёмной трюмной пасти. Через мгновение оттуда фонтаном ударила вода, и корабль стал быстро погружаться в пучину с креном на нос.
Заметив это, от берегов устремились к тонущим множество проворных лодчонок. Сидящие в них турки, что-то яростно кричали, но пока были ещё далеко...
На гибнущем корабле началась паника: кто-то пытался спустить на воду шлюпки, кто-то прыгал так, а кто-то, уже видимо, не помышляя о спасении, в бессильной ярости посылал проклятия туркам. В этой суматохе Януш потерял из виду Франческо, а потом ему и вовсе стало не до него.
— Прыгай за борт и плыви что есть мочи, а не то корабль за собой утащит! — истошно прокричали рядом, и Януш, не раздумывая, прыгнул в густую, холодную и абсолютно непроглядную воду. Прыгнул и камнем пошёл ко дну из-за тяжёлого, мгновенно намокшего плаща. Отчаянно рванул завязки (стайка весёлых, щекотнувших лицо пузырьков тут же выскочила из-под плотно сжатых губ его), но тщетно. Теряя драгоценный воздух, рванул ещё — завязки не поддавались. Охваченный ужасом, выхватил из ножен кинжал, и когда плащ обмякшим крылом наконец-то скользнул вниз, изо всех сил устремился к тускло мерцающей над головой поверхности...
После долгих показавшихся вечностью мгновений с готовыми вот-вот разорваться от боли лёгкими, он, наконец, вынырнул к ночному, нежно переливающемуся звёздами небу, и в уши сразу же ударили крики барахтающихся вокруг моряков и плеск взбиваемой ими воды. Корабля уже не было, и над невысокими волнами темнели только их кажущиеся одинаковыми головы.
— Франческо! Где ты, Франческо? — несколько раз крикнул юноша, тщетно ища глазами итальянца. Пожалуй, впервые он не испытывал к нему неприязни. Рядом вдруг оказалась чья-то голова со спутанными волосами. Вытаращенные глаза показались страшными. Голова встретилась с Янушем взглядом и, с ненавистью сплюнув воду, зычно прокричала:
— К берегу! Плывите все к правому берегу — там город!
Януш узнал капитана.
— Все кто меня слы…
Чёрный провал рта на миг закрыло поднявшейся между ними волной, и капитан отчаянно закашлялся. Потом снова вперил в юношу полные муки глаза и, тяжело дыша, прохрипел:
— Скорее плыви отсюда!..
Но было уже поздно: турки, о которых в панике все позабыли, достигли наконец места гибели корабля.
— Давай! Бей! Топи! Хватай! Не дайте никому из них уйти! — неслось из лодок. Большие стремительные тени с торчащими над ними тюрбанами и фесками шли прямо по головам несчастных. Кого-то топили, кого-то, оглушая вёслами, поднимали на борт. Плеск, крики, глухие удары слились в один устрашающий грохот, который, казалось, был повсюду.