Как работает мозг - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Пинкер cтр.№ 153

Строя мозг, который делает употребление пищи приятным, ген способствует распространению собственных копий, заложенных в гонадах животного. Сама ДНК, принимающая участие в конструировании мозга, конечно, не попадает в яйцеклетку или сперматозоид – туда попадают копии гена в гонадах. Но здесь есть еще одна особенность. Гены, содержащиеся в гонадах животного, – не единственные сохранившиеся до наших дней копии генов, строящих мозг; просто генам, строящим мозг, их оказалось удобнее всего реплицировать. Любая способная реплицировать себя копия в любой точке мира для него подходящая цель, если ее можно идентифицировать и если можно сделать что-то, что будет способствовать ее репликации. Ген, который стремился создать копии самого себя в гонадах другого животного, с таким же успехом мог бы стремиться создать копии самого себя в гонадах собственного животного. С точки зрения гена, копия есть копия, а в теле какого животного она будет располагаться, для него неважно. Для гена, строящего мозг, единственное, что отличает гонады данного животного, – это уверенность, что в этих гонадах обнаруживаются копии данного гена (эта уверенность происходит от того факта, что все клетки в теле животного являются генетическими клонами). Именно поэтому гены, строящие мозг, заставляют животное получать удовольствие от собственного благополучия. Если бы ген был способен построить мозг, который мог бы определить, что в гонадах другого животного имеются копии данного гена, он бы сделал так, чтобы мозг получал удовольствие от благополучия другого животного, и заставлял бы его действовать так, чтобы способствовать благополучию этого другого животного.

В каких же случаях копию гена одного животного можно обнаружить в организме другого животного? Когда этих животных связывают родственные узы. У большинства животных есть один шанс из двух, что практически любой ген родителя имеется и у потомства, потому что потомство получает половину генов от каждого из родителей. Есть также один шанс из двух, что копия гена имеется у родного брата или сестры, потому что родные сестры и братья наследуют гены от тех же самых родителей. Есть также один шанс из восьми, что копия гена имеется у двоюродного брата или сестры, и так далее. Генетический код, построивший мозг, заставляющий своего владельца помогать родственникам, косвенным путем способствует распространению своих копий. Биолог Уильям Гамильтон отмечал, что если выгода для родственника, помноженная на вероятность наличия одинакового гена, превышает издержки для животного, то ген будет распространяться внутри популяции. Гамильтон разработал и сформулировал идею, которую до него высказывали и некоторые другие биологи; широко известно саркастическое замечание биолога Дж. Б. С.Холдейна в ответ на вопрос о том, согласился бы он положить жизнь за своего брата. Он ответил: «Нет, только за двух родных братьев или восьмерых кузенов».

Когда животное в ущерб себе поступает так, чтобы другое животное получило выгоду, биологи называют это альтруизмом. Когда альтруист связан с получателем выгоды родственными узами и ген, вызывающий альтруистические побуждения, сам получает выгоду, это называют семейным или родственным отбором ^[453]. Но если мы проанализируем психологию животного, который так поступает, мы можем дать этому явлению и другое название: любовь.

Сущность любви состоит в том, чтобы находить удовольствие в благополучии другого существа и боль в его страданиях. Эти чувства побуждают нас к действиям, от которых любимое существо получит выгоду, например, воспитывать, кормить и защищать. Теперь мы понимаем, почему многие животные, включая человека, любят своих детей, родителей, бабушек и дедушек, внуков, братьев, сестер, теть и дядь, племянников и племянниц, двоюродных братьев и сестер: когда человек помогает родственнику, это означает, что его гены помогают самим себе. Жертва, на которую человек способен ради любви, зависит от степени родства: люди готовы жертвовать гораздо большим ради своих детей, чем ради племянников и племянниц. Зависит она и от ожидаемой продолжительности детородного периода жизни получателя выгоды: родители идут на большие жертвы ради детей, которым предстоит еще долгая жизнь, чем дети ради родителей. Кроме того, она зависит от теплых чувств самого получателя выгоды. Человек любит свою бабушку не потому, что ожидает, что бабушка будет производить потомство, а потому что бабушка любит его и остальных членов его семьи. Иными словами, мы помогаем людям, которым нравится помогать нам и нашим родственникам. По этой же причине женщины и мужчины влюбляются друг в друга. Мать моего ребенка вложила в него столько же генов, сколько и я, поэтому для меня хорошо все, что хорошо для нее.

Многие люди считают, что суть теории эгоистичного гена в том, что «животные стараются распространить свои гены». Это искажение фактов и искажение всей теории. Животные, в том числе большинство людей, ничего не знают о генетике и не хотят знать. Люди любят своих детей не потому, что хотят распространить свои гены (сознательно или неосознанно), а потому что иначе они не могут. Любовь заставляет их делать все, чтобы их дети были в тепле, сытости и безопасности. Эгоистичными являются не реальные мотивы человека, а метафорические мотивы генов, которые построили его организм. Гены «стараются» распространить себя, устраивая мозг животных таким образом, чтобы животные любили своих родственников и старались всегда быть в тепле, сытости и безопасности.

Причина этой неразберихи в том, что о генетическом коде думают как об истинной личности человека, а мотивы его генов считают его собственными глубинными, неосознанными истинными мотивами. Отсюда легко сделать циничный и неверный вывод, что вся любовь – сплошное лицемерие. Но говоря так, мы путаем реальные мотивы человека и метафорические мотивы генов. Гены – не кукловоды; они действуют как рецепт, по которому составляются тело и мозг, а потом уходят на задний план. Они живут в параллельной вселенной: они разбросаны по нашим телам, и у каждого из них свои дела.

* * *

Рассуждения о биологии альтруизма в большинстве случаев оказываются посвящены вовсе не биологии альтруизма. Несложно понять, почему в документальных фильмах о природе с их достойным похвалы природоохранным пафосом ведется пропаганда идеи о том, что животные действуют в интересах группы. Один из подтекстов таков: не нужно ненавидеть волка за то, что он съел Бэмби; он действовал ради общего блага. Второй подтекст таков: стремление сохранить окружающую среду – это особенность природы; нам, людям, лучше к этому приспособиться. Теория эгоистичного гена, противоречащая этим идеям, подверглась ожесточенным нападкам из-за опасений, что она реабилитирует философию Гордона Гекко из «Уолл-стрит»: жадность – это хорошо, жадность работает. Есть и люди, которые верят в эгоистичные гены, но при этом они призывают нас принять печальную истину: в глубине души мать Тереза тоже эгоистка.

Мне кажется, морализирующая наука – это плохо как для морали, так и для науки. Конечно же, заливать асфальтом парк Йосемити неблагоразумно, Гордон Гекко – плохой, а мать Тереза – хорошая, что бы там ни писали в последнем выпуске научного журнала по биологии. Тем не менее я полагаю, что для человека вполне естественно почувствовать благоговейный трепет, узнав что-то новое о том, что сделало нас такими, какие мы есть. Поэтому я бы предложил более оптимистичный взгляд на эгоистичный ген.