Кэшден выдвигает более удачную идею. Она предполагает, что первые два года являются критическим периодом для формирования представлений о еде. В течение этого времени мать контролирует потребление пищи ребенком и ребенок ест то, что ему разрешают. Потом круг его предпочтений в еде внезапно сужается, и он начинает принимать только те продукты, которые ему давали в критический период. Неприязнь к определенной пище может продолжаться и в зрелом возрасте, хотя взрослым иногда удается преодолеть ее из-за того или иного мотива: чтобы есть вместе с другими, чтобы казаться более крутым или более утонченным, чтобы попробовать новые ощущения или чтобы не умереть с голоду, если раздобыть знакомую пищу очень сложно
[427].
* * *
Зачем нам нужно отвращение? Розин указывает на то, что человеческий вид стоит перед «дилеммой всеядного животного». В отличие от, скажем, коал, которые в основном едят листья эвкалипта и оказываются в уязвимом положении, когда их становится мало, у всеядных животных есть возможность выбирать из обширного меню потенциальных блюд. Минус этого в том, что многие из них ядовиты. Многие рыбы, рептилии и беспозвоночные содержат мощные нейротоксины. Мясо, которое обычно безвредно, может быть заражено паразитами вроде ленточных червей, а когда они начинают портиться, это мясо может стать просто смертельной отравой, потому что микроорганизмы, вызывающие гниение, выделяют токсины, чтобы отпугнуть падальщиков и тем самым оставить мясо себе. Даже в промышленно развитых странах заражение пищевых продуктов представляет собой серьезную опасность. До недавнего времени существовал значительный риск заражения сибирской язвой и трихинеллезом, а сегодня эксперты в области здравоохранения рекомендуют соблюдать строжайшие санитарные меры, чтобы люди не заразились сальмонеллой, съев сэндвич с куриным мясом. Начавшийся в 1996 году мировой кризис был спровоцирован сообщением о том, что коровье бешенство – болезнь, обнаруженная у крупного рогатого скота в Великобритании и превращающая мозг коровы в губчатое вещество, – может оказать тот же эффект на людей, которые едят их мясо.
Розин предположил, что отвращение – это адаптация, которая не давала нашим предкам употреблять в пищу опасные продукты животного происхождения. Фекалии, падаль, мягкие и влажные части туши животного – прекрасная среда для вредных микроорганизмов, поэтому нельзя допускать их попадания внутрь тела. Динамика накопления знаний о еде в детстве идеально совмещается с этой теорией. То, какие части тела животного можно употреблять в пищу, зависит от местных видов и их эндемических заболеваний, поэтому конкретные особенности вкуса не могут быть врожденными. Дети используют своих старших родственников таким же образом, как короли использовали дегустаторов: если они съели какой-то продукт и выжили, то это не яд. Именно поэтому маленькие дети восприимчивы к тому, что им разрешают есть родители, а когда они вырастают достаточно, чтобы самим добывать себе пропитание, они избегают всего остального.
Но как же тогда объяснить иррациональное действие закона сходства – отвращение к резиновой рвоте, шоколадным собачьим фекалиям и стерилизованным тараканам? Ответ заключается в том, что эти предметы были специально придуманы для того, чтобы вызвать у людей точно такую же реакцию, как сами объекты. Именно поэтому в магазинах приколов продают резиновую рвоту. Эффект сходства просто показывает, что разрешение авторитетного лица или собственное убеждение человека не выключают эмоциональную реакцию. Этот эффект не более иррационален, чем другие реакции на современные имитации: например, увлеченность фильмом, возбуждение при просмотре порнографии или ужас, испытываемый во время катания на американских горках.
А как же наше ощущение, что отвратительные вещи загрязняют все, к чему прикасаются? Это явно адаптация к существенному факту, характерному для живого мира: микробы размножаются. Микроорганизмы принципиально отличаются от химических ядов вроде тех, что вырабатываются растениями. Опасность химиката зависит от его дозы. Ядовитые растения имеют горький вкус потому, что и само растение, и поедающее его существо заинтересованы в том, чтобы поедатель остановился уже после первого кусочка. А вот для микроорганизмов безопасной дозировки быть не может, потому что они размножаются в геометрической прогрессии. Один-единственный невидимый и неощущаемый на вкус микроб может размножиться до такой степени, что быстро заполнит собой вещество любого объема. Поскольку микробы, конечно, передаются посредством прямого контакта, неудивительно, что все, что прикасается к чему-то мерзкому, навеки остается мерзким, даже если внешне и на вкус остается неизменным. Отвращение – это интуитивная микробиология
[428].
Почему же насекомые и другие маленькие создания вроде червей и жаб – то, что латиноамериканцы называют анималитос, – так легко вызывают отторжение? Антрополог Марвин Харрис показал, что люди избегают анималитос в тех культурах, которым для употребления в пищу доступны более крупные животные, а едят их в тех культурах, когда более крупных животных нет. Объяснение не имеет ничего общего с санитарными соображениями, поскольку есть жуков с этой точки зрения безопаснее, чем мясо. Объясняется это теорией оптимального фуражирования, основанной на изучении того, как животные предположительно должны (и действительно обычно это делают) распределять время, чтобы довести до максимального уровня количество потребляемых питательных веществ. Анималитос малы ростом и разбегаются в разные стороны, поэтому чтобы добыть фунт полезных белков, нужно потратить много времени на их поиск и приготовление. Крупное млекопитающее – это сотня фунтов мяса на ножках, и все это мясо можно получить сразу. (В 1978 распространились слухи о том, что в «Макдональдсе» в гамбургеры добавляют в мясо земляных червей. Однако, если бы корпорация и впрямь была такой алчной, как предполагалось, этот слух не мог бы оказаться правдой: мясо червей гораздо дороже говядины.) В большинстве условий обитания есть крупных животных не только более эффективно; маленьких можно вообще не трогать, потому что время, требующееся, чтобы их собрать, значительно выгоднее потратить на крупную добычу. Именно поэтому анималитос не входят в меню народов, у которых есть цели поважней, а поскольку для потребителей пищи все, что не разрешено, запрещено, эти народы находят их отвратительными
[429].
* * *
А как насчет табу в области питания? Почему, например, индуистам запрещается есть говядину? Почему иудеям запрещается есть свинину и моллюсков и смешивать мясо с молоком? Раввины тысячелетиями предлагали оригинальные объяснения еврейским законам, связанным с питанием. Вот некоторые из них, приведенные в «Еврейской энциклопедии»:
Аристей, I век до нашей эры: «Законы, связанные с пищей, по замыслу суть законы нравственные, поскольку воздержание от употребления крови укрощает природную склонность человека к жестокости, внушая ему ужас кровопролития… Запрещение на употребление хищных птиц было предназначено продемонстрировать, что человек не должен охотиться на других».