Узют-каны - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Стрельцов cтр.№ 32

– Беда с тобой, Маша, – вздохнул Анчол, – опять водкой торгуешь, люди говорят. Ай-ай, нехорошо, – он беззлобно потряс костлявым пальцем с почерневшим, съёжившимся ногтем. – Поди и дымную страсть заимела? В городе, говорят, все девки курят?

– Всё о`кей, дед, – Маруся закурила, прислонилась спиной к бревенчатой стене и блаженно вытянула ноги. – Ворчи, давай. Давно меня не ругали.

– Тьфу ты, сорока беззаботная. Мопеду свою не разбила ещё?

Только здесь, в доме старого пасечника, ей было хорошо и уютно. Атмосфера покоя и доброты пропитывала кожу, заполняя лёгкие, расслабляла, опутывала, усыпляла. Только здесь можно было отдохнуть на полную катушку, забыться. Но если бы старик предложил остаться навсегда, в уютном доме с неизменным запахом мёда и трав, Маруся бы не согласилась. Она понимала, что Анчол знает это и потому не предлагает. И дети его, и внуки, и их дети очень быстро покидали дом. Слишком много скверных мыслей посещает человека, чтобы поведать их другому. И очень трудно смириться с тем, что ещё не успел раскрыть рта, а о тебе уже всё известно этому худому, седому, как лунь, старику. Анчол – дед всего посёлка. Не являясь его прямым потомком, Маруся точно знала, что где-то их кровь пересеклась, как у десятков, а может быть и сотен шорцев. Но была в ней и иная, инородная примесь и, возможно, поэтому так радовался девушке старик, что никогда не мог до конца заглянуть в глубину непонятной ему души. Но, словно доказывая своё всесилие, он, продолжая улыбаться, откликнулся на её мысли:

– Отец твой был русским, не мне его судить. Мать-то встречаешь?

– Даже и разговаривать с ней не хочу. Уехала в Таштагол, когда я в институте училась.

«Боже мой! Года три не заходила к Анчолу, а кажется, что вышла отсюда только вчера!»

– Забыла старика, – согласно закивал дед. – Но дела молодые. Время забывать. Старикам – вспоминать время.

Маруся молчала, ощущая себя неопытной пчелой, завязшей в воске мудрости. Да и к чему слова. Всё повторяется: мёд в сотах, чай, заваренный прямо перед её приходом, и длинная история в очередной раз отложится в памяти, в том её уголке, где хранятся все истории, рассказанные дедушкой Анчолом.

– Послушай, Маша, сказ о лодке Ульгена, – в напев, улыбаясь, шелестел губами старик, и девушка закрыла глаза, погружаясь в приятную, сытую дрёму, сквозь которую слушать Анчола намного проще, чем сидеть, выпучившись.

Его неустающий, с годами всё более тихий, но сохранивший живость, витиеватость в сказе, напевный голос кайчи ^[9] проникал и сквозь дрёму, и сквозь самый крепкий сон, был способен преодолевать любые расстояния и возникать в ушах за тысячи километров от дедовской пасеки. Знал это и Барс, слепой, древний пёс, забывающий запахи. Ткнувшись мордой в вытянутые передние лапы, он застывал, прислушиваясь – похожий на мраморное изваяние – и «оживал» только к концу истории.

Но что-то было не так. И дело не в духоте с приторным запахом ветхости, не в мягком журчании речи старика, обычно начинающего рассказ издали, с древних времён, когда шорцы ещё кочевали, не находя приюта в степях и горах. Марусю поразило внезапное откровение Анчола. В детстве, когда мир кажется огромным и прочным, а собственные движения медлительными и неуклюжими, самым определенным было ЗНАНИЕ О ТОМ, ЧТО ТЕБЯ ЗАЩИЩАЮТ. И только со временем осознаешь: бесполезно просить защиты у дяди на улице, когда мальчишки дёргают за косу; невозможно избежать перекрестного огня между родителями и педагогами. Что само детство уходит тогда, когда понимаешь, что должна защищаться сама. Но, тем не менее, именно непорочность и чистота детской души принимает и осознает НАДЁЖНОСТЬ как само собой разумеющееся. Ищешь защиты у родителей, трав и деревьев, испытывая неподдельный ужас от всего живого, двигающегося чуть-чуть быстрее тебя. Где-то тогда, ещё в том призрачном, гармоничном мире детства, Маруся знала о лодке Ульгена. Откуда пришло это знание? Наверное, из того же ряда понятий, как мать, тепло, воздух, жажда, голод. Потому что никто и никогда не рассказывал ей о лодке. Наоборот, наивный детский вопрос, подобно как: «Почему травка зелёная?», «Почему снег белый?» – не обращает на себя внимания, как и «Почему лодка не плывёт?», заставляет отмахиваться, словно от надоевшей мухи. Это отношение раздражает, обижает, вселяет уверенность во всемогуществе, всезнании взрослых, которые не хотят поделиться известной им тайной. Лишь дедушка Анчол провёл по волосам шершавой ладонью и сказал:

– Придёт время, и я тебе расскажу…

Маруся неожиданно вышла из умиротворённого состояния, осознав: пришло! пришло время! и испытав панику, ужаснулась. Как иногда удобно сознавать, что рано, пока не становится слишком поздно. Пришло время услышать о лодке! А дальше? Такая паника должна охватывать восьмидесятилетнего юбиляра – паника перед будущим, вернее, перед его отсутствием…

Старик, словно не замечая волнения девушки, продолжал не говорить, а напевать о том, как поссорились Ульген и Хозяин Гор, запершийся в бескрайних неизведанных пещерах. Подобно дракону, охраняющему несметные богатства. О мстительной и жестокой Хозяйке Гор и обиде, нанесённой Ульгену человеком, за что обречён был целый народ на долгие скитания и тяжёлый труд в добывании себе пищи. Маруся знала, как обидит старика, который не любит, если его перебивают, но не удержалась и спросила:

– Дед, почему, когда я в детстве спрашивала о лодке, мне не отвечали, морщились и увиливали?

Анчол нахмурился, засопел, обижаясь за прерванную песнь-сказ, его большие, необычные для шорца, глаза с мутными красными прожилками подёрнулись плёночкой влаги, седые брови срослись над переносицей, но ответил:

– Если тебя спросить об отношениях с мальчиком, о самых подробностях?

– Моё дело и никого не касается, – в свою очередь насупилась Маруся, выкинув в форточку окурок.

Барс повёл носом, определяя полузнакомый запах тлеющего пепла, успокоился и, вытянувшись, вновь улёгся.

– Правильно, – кивнул старик, – это твоё дело. Часть твоей жизни, состояние души. Смотри, только коснулись темы, а ты уже вздыбилась. Почему? Потому что не знаешь – хорошо это или плохо. Когда он рядом – надежно и хорошо… Одна – сомнения. То же самое и с людьми улуса. Лодка Ульгена – интимность каждого человека, часть его жизни и знаний о ней. Но в то же время она выходит за пределы знаний, ввергает в сомнения, и никто не может точно сказать – как к нему отнесётся лодка.

– Почему?

– Когда я был чуть моложе тебя, и шорцев хоронили на деревьях, ^[10] в моём улусе жил охотник Нийдеш, хороший человек, но жадненький. Может быть, и исполнилась бы его мечта – стать богаче, чем самый богатый шаман в улусе: стрелял он метко, капкан ставил умело и цену знал пушному зверю. Губернский князь Алексей Львович Зазвизин лично приезжал в улус за соболиными шкурками и обещал когда-нибудь представить Нийдеша братугубернатору… Тот год в тайге был неурожайным, и зверь ушёл в Хакасию. Но должен был приехать князь, привезти супругу и наследника для выбора мехов и организации прииска. Год неурожайный – неудачный для охоты. Но Нийдеш сказал, что обойдёт всю тайгу и добудет соболей, колонка и белки для княжеской семьи, и как его ни отговаривали, скрылся за высокими кедрами, а вслед печально смотрела его жена, укачивая на руках младенца.