Узют-каны - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Стрельцов cтр.№ 141

Затем он отвлекся на башню экскаватора, маячившую над тайгой. Окружённая недобрым гвалтом воронья – жёлтая макушка машины напоминала голову пловца, покачивающуюся на волнах. Уныло прикинул, что разрушения оставленные в тайге вертолётом – ничто по сравнению с его преемником. Вертолёт успешно справлялся с сухостоем и молодняком, а придавленные им кусты ивняка вскоре вновь поднялись. Помесь же танка с девятиэтажкой, чуть ли не тридцатиметровое чудовище созданное руками человека, оставляло за собой широкую просеку, не щадя вековой кедрач. Интересно, получится ли старый фокус? Органический монстр, слепленный из живых существ, стал новой пищей своего сводного брата. Железо и огонь. Попытаться встать между ними подобно Мюнхгаузену? Лев подавится крокодилом? Или выплюнет?

И второй вопрос: не поумнело ли ПБО? Генка тут же поймал себя на мысли, что данная аббревиатура ему опротивела. Не дать ли, наконец, имя врагу? Не надо вилять. Как бы ОНО ни выглядело – имя ему ЧЕРВЬ. Червь – властитель миров. Так вот, нужны ли ещё червю их с Марусей тела? Он, достигнувший совершенной формы разрушителя, вполне уже мог обойтись без них. Или могущество подразумевает великие амбиции, не считающие зазорным опуститься до банальной мести? И вообще – действуют ли ещё кровные узы? Семь килограммов родили огонь, такая же масса – экскаватор. Вдруг им давно наплевать друг на друга? Не желая слияния так и будут брести по берегам реки (кстати: надо спросить у Маруси её название что ли?), сея разрушение, объединившись в непобедимом величии?

Но суть была в том, что Генка не хотел стать добычей. Более того, считал, что их с Марусей жизни, в данный момент, являются не только их собственностью, а имеют первостепенную государственную важность. Только они двое знали правду и могли предупредить о грядущей катастрофе. Поэтому первоочередной задачей стало бегство. Вот только куда? Через мост на тот берег. К санаторию. В город. Не слишком ли большое расстояние? В конце концов, не пора ли кое-кому пошевелиться и помочь? Прислать машину. Даже вертолёт.

Обругав себя за уйму потерянного времени, Молчун вернулся в дом, где на кухонном столе стоял телефонный аппарат.

«Пчёлы летят домой!»

Это было больше, чем мысль – шок, остановивший на секунду сердце и заставивший рефлекторно стиснуть телефонную трубку. Тут же сердце возобновило работу, пожалуй, активней, чем нужно. Помещение кухни развалилось, разворачиваясь, и перестало иметь значение. Генка не успел решить, кому звонить в первую очередь. Теперь же в прострации и ощущением гудящей пустоты в голове набрал номер своей квартиры.

Он не любил говорить по телефону. Просто не любил. Сама идея доверительного общения с бездушным аппаратом казалось ему нелепой. Не так! Наоборот. Шизофренический страх перед техническим чудом как-то оглуплял, он постоянно забывал что-то спросить, недоговаривал и предполагал возможным, что это аппарат коверкает его слова и интонацию, насмехается и своевольничает. В то же время понимал его необходимость. Вызвать врача. Сообщить о том, что заболел и не можешь выйти на работу. Связаться с родственниками в другом городе. Цивилизация требовала от людей ускоренного обмена информацией. Для их же пользы. Как жаль, что он не успел спросить Бориса в продолжение их разговора: а бывает ли душа у механизмов?

Потому что если так, то насколько злыми циниками они должны были бы стать после стольких лет пренебрежительного отношения и использования по пустякам. И наоборот – какую усладу и радость мог бы ощутить тот же телефон, если позвонить с чистыми помыслами и благой целью! В юности Генка не особо задумывался – просто звонил друзьям и спрашивал, не передумали ли они погонять мяч или искупаться; узнавал, что про кого и кому сказали, сам выслушивал сплетни и бестолковые монологи «незнакомок», которых узнавал по голосу. И только в армии начал сомневаться в том, что рации, телефоны и телеграфы передают именно то, что имели в виду абоненты. Потому как приказы были иногда настолько глупы, жестоки, невыполнимы, безосновательны, что другого объяснения им не находилось.

После ранения впридачу к остальным «подаркам» он получил возможность ЧУВСТВОВАТЬ телефон. Он, позвонив с работы, уже знал, что Нина сожгла пирог или накручивается на плойку. Кроме звуков телефон доносил до него ЗАПАХИ. И ещё что-то. Возможно, ту самую механическую душу. Когда ещё не подняли трубку, гудки сообщали, что его ждёт. Обоюдность или раздражённое неприятие.

Поэтому сейчас трель аппарата у него в квартире требовала сжатия зубов и учащённого дыхания. Ещё никогда телефон не подносил столь неприкрытой ненависти и червоточащей пустоты. Звонок домой, даже когда там поселилась Нина, всегда пах кисловатым изюмом в сдобных тёплых булочках. Сейчас он учуял гниющие остатки выпотрошенных внутренностей.

– Алло, кто это? – спросила Нина.

Он ответил сквозь узость прострации.

– Скоро приедешь? – заботливый, взволнованный голос. Тишина. Треск помех. Нет, это огонь хрумкает лагерь.

– Я была не права, Гена. Я серьёзно ошибалась. Я жду тебя. Мы сядем, поговорим, обнимемся… Всё обсудим. Главное – приезжай быстрее. Я так была виновата…

Она ещё что-то тараторила в том же духе, а Молчун не мог отделаться от ощущения полёта в чёрную дыру, где огненные языки лижут пространство. Впервые он УВИДЕЛ по телефону. На том краю грампластинки, во вселенской горящей клоаке водосточной трубы Нина походила на жабообразный кусок гнили в струпьях и волдырях. Но он заставил себя ответить:

– Буду к вечеру. Поздно. Жди.

С полминуты смотрел на аппарат, впихивая в дрожащие губы сигарету. «Ты сходишь с ума! – сказал себе. – Всё нормально. Она хочет обсудить размен квартиры или что они там собирались…» – «Нет. Не так, – диалог внутри грудной клетки, имеющей к разуму весьма опосредованное отношение, напоминал паранойю. – Ты ведь не хочешь вернуться к ней. И тебе абсолютно плевать уже, что она надумала насчёт квартиры. Она не могла говорить в подобном тоне. Это же Нина! Ты не забыл? А вспомни – не таких ли речей ждал от неё всё это время?»

Лёха Егоров снял трубку после первого гудка. И Гена задохнулся сигаретой. Приветливый, добродушный голос был настолько безмятежным и придурковато-счастливым, что он так и не назвался, положив трубку. Голос покойника, записанный на автоответчик. Голос не вязался с изображением посиневшего трупа с залитым кровью лицом и оскаленно-встопорщенной щёточкой усов. Именно таким Гена увидел старого друга.

«Неужели ты ещё хочешь вернуться в город? А кто распинался о всемогуществе червя? О радиоволнах и гипер-суперизлучениях? Город умер. Не будет парадной машины с синей мигалкой, внимательно выслушивающих офицеров в строгих нейтральных костюмах. Президент не пожмёт тебе руку и не наградит ещё одной медалькой. Спасай девушку и выпутывайся сам. Это твоя война. До конца. Один на один», – внутренний голос почему-то показался похожим на певучий голос пасечника. И Генка устал от него и от всех голосов сразу. Ему захотелось есть. Маруся спала, невинная и чистая, как младенец. Пухлые щёчки отчего-то попросили представить, какой она была в детстве. Он не стал будить. Знал, что экскаватор скоро это сделает за него, протаранив домик старика Анчола.