Узют-каны - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Стрельцов cтр.№ 127

– Мы срубили верхушку. Корни ещё в земле…

Визгливо тявкнула собака. Володя чертыхнулся, поинтересовался сам у себя: кто это из соседей приволок домой псину. Затем открыл глаза, с таким же успехом мог их и не открывать. Сплошная темень. Но не совсем. Свет тускло маячил где-то снизу. Вовка постепенно разглядел потолок и тот ему не понравился. Некие железные конструкции нависали достаточно низко, и их можно было потрогать. И он вспомнил. Его ударили по башке. Руки ощупали карманы – пусто. Чёрт, было столько денег! Он не помнил сколько, но много. Потому что беспробудно пил два дня. Или три? Четыре? Какие-то ребята, бабы, блин-оладь с чиряком на скуле. Поминали… Кого? Володя поморщился, похмелье дало о себе знать. На лицо капало. Дождь? Смазка? Соляра? Смахнув влагу, он не различил на пальцах чёрного. Значит дождь.

Собака продолжала подвизгивать. Карусель. Дядя Федя, брага… Но сейчас меньше всего Вовке хотелось напрягать память. Он пополз к свету посмотреть на четвероногого друга, своим тявканьем действующим на нервы. Стукнулся головой об железяку, вспомнил маму и полез дальше. После запоя всё возможно. Даже то, что он спал в собачьей будке и хозяйка просит освободить жилплощадь. Потому как светящийся выход напоминал конуру. Солнце резко двинуло в глаза. Где же дождь? Володя привыкал к свету, облизывая мерзко-сухие губы. Почему он не вылез совсем, потом вспомнить не мог. Но это сохранило ему жизнь.

В те минуты, когда солнце резало глаза, он стоял на четвереньках, выглядывая из дыры под каруселью. Ещё он вспомнил, как очнулся в прошлый раз, и горбун дядя Федя, знакомый каждому в городе с самого раннего детства, подливал ему в стакан светлой мутной жидкости с плавающими в ней хлебными крошками.

– Хрен с ним. Главное – жив. Пей. Поправь здоровье, – у карусельщика был характерный хриплый бас, напоминающий лай волкодава и ассоциировался с Высоцким. Тем более нелепое сравнение, потому как дядя Федя никогда не пел, а разговаривал и того меньше.

Сколько Вовка помнил, горбун с претензией на мудрость ухмылялся и нажимал кнопку, пуская карусель. Володя любил мотоцикл. Деревянный и широкий. Карусельщик для города был кем-то вроде местного юродивого, его знали, здоровались и боялись. И он сам помнил всех, узнавал сквозь годы, называл по имени или почти забытой кличке, данной в детстве.

– Жорка, хрен с ним. Тут, Жорка, такое делается… Жив и ладно.

Володя хотел спросить, почему его так называют, выпил и вспомнил, что до пятого класса откликался на созвучную фамилии кликуху. Именно тогда он и любил мотоцикл.

Ещё до того как разглядел псину, он понял, что всё ещё в городском парке, куда забрёл после того, как побывал дома. Оттуда он бежал сломя голову, думая о так и не вымытой посуде и женщине-поваре… «Я курить хочу, Вольдемар!» У него не осталось дома. Воспалённые чёрные бойницы вместо окон. Общага сгорела более суток назад, пока он кутил в кабаке. Почему-то казалось, что именно он виноват в этом. Володя помнил огонь, но тот огонь был где-то в другом месте, напоминал по вкусу французский коньяк и, непонятным образом перемещаясь, преследовал. То и дело кто-то из собутыльников упоминал: «Почта сгорела», «Какая-то баба после аборта облилась бензином и сожгла себя прямо в поликлинике», «Слышали, слышали! «Волга» въехала в телемагазин и взорвалась!» – «Это на Кирова?» – «Не-а, тот взорвался ещё ночью». Вовка ждал, когда скажут про квартиру. Не помнил, какую, но должны были сказать. Потому что в ней был отдельный санузел. И не дождался. Потом пошёл домой, убегал, встретил мощных ребят, дали по башке, карусель, Высоцкий с гитарой на плакате в каморке горбуна… Обиженно тявкнула собака. Словно звала.

Маленькая такая, Вожорский слабо разбирался в породах – курносая и лохматая. Такой он её увидел. Он не сказал бы, что она металась, просто ходила из стороны в сторону, иногда присаживалась и гавкала. Возможность её передвижения ограничивалась поводком, конец которого был обмотан вокруг руки лежащего человека. Чуть дальше Володя видел тир, деревья, обелиск погибшим, но человек приковывал внимание. Он умер, недавно и не своей смертью. Повернутый к наблюдавшему красный от крови затылок не оставлял на этот счёт сомнений. Собака прошлась по лужице крови, недовольно лизнула руку, сжимающую поводок, и залилась призывным лаем, отдававшимся звоном в похмельной голове. Тут-то Володя и увидел «блестящих».

Они шли со стороны обелиска, белые мешковатые костюмы переливались на солнце, на голове – вытянутые противогазом шлемы. Напоминавшие насекомистых пришельцев из космоса степенно приближались. Один поднёс к месту, где должно находиться ухо, обычную ментовскую рацию и внимательно слушал. Хотя Вовка не мог этого знать, поскольку за шлемом не видел лица, но просто не мог себе представить мента, пусть и космического, слушающим рацию невнимательно. Второй тронул напарника за локоть и едва заметно кивнул в сторону карусели. Мохнатая собачонка тоже заметила «пришельцев» и, дружелюбно повизгивая, рванулась к ним, но поводок не пускал, дёргая руку мертвеца. Вожорский понял, что данная псина не принадлежит к числу наделённых умом, себя таким не считал, поэтому осторожно ретировался на четвереньках, опять стукнувшись головой о торчащую железяку.

Сердце отбивало чечётку. Возможно, он очутился на другой планете или, сбылись все худшие предсказания об инопланетянах? Вот так и происходит захват Земли: мёртвый человек держит на поводке живую собачку, а по городскому саду прогуливаются космические менты. Чего Вовка не хотел от сегодняшнего дня – так это попасть в некий космический «трезвяк». Когда раскатисто щёлкнула автоматная очередь, и собака взвизгнула в последний раз, он почувствовал, как жжёт пах, брюки пропитались мочой, и жуткая до абсурдности мысль ударила по голове похлеще пресловутой железяки. Вдруг он остался один? Последний землянин! До невозможности захотелось, чтобы собака опять затявкала. Ссохшаяся глотка проглотила наждак, колом вставший в груди. Какого чёрта! Почему? Кому понадобился маленький городишко, на который и Гитлер бы не позарился? «Хрен с ним, Жорка. Жив и ладно». Володя вытер мокрое лицо и на этот раз разглядел на пальцах кровь. Она резко прыгнула в глаза, заволакивая мир ослепительно-розовым, почернела, и Вовка Вожорский потерял сознание.

Это было самым страшным сном в его жизни, но когда, проснувшись, увидел вырывающийся через отверстие свет, а затем коснулся головой уже до родства знакомой железяки, при ближайшем рассмотрении оказавшейся мотором, был вынужден признать: произошедшее с ним – такой же сон, как он – Ален Делон. Осторожно выглянув из дыры, увидел неподвижные короткие лапки лежащей на боку собаки, вьющихся над её хозяином мух и выдохнул:

– Цап-царап.

Попытался вспомнить, что произнёс – не получилось. Огляделся – «блестящих» не видно. Неприятно щипало в паху, и он был готов сбрить пальму с обезьянками за стакан если не пива, то воды. Поэтому выбрался из укрытия и осмотрелся ещё внимательнее: вдруг пришельцы притаились в засаде? Мёртвая, красочно разрисованная карусель с коняжками, машинками, деревянными самолётиками и единственным мотоциклом казалась нереальной, когда неподалёку лежит мертвец. Вовка не знал, что рядом с барабаном в ярких ромашках и васильках выглядит ещё более неуместно в грязных мокрых штанах, в забывшей, что была белой, футболке, взлохмаченный, небритый, весь в крови. Сделав пару неуверенных шагов, понял – что на него капало. Уговоры про дождь не помогли. На безжизненной карусели катались мёртвые дети. Тщательно пристёгнутые к машинкам и самолётикам, красные от крови, они неуклюже завалились кто куда, запрокинули головы, свесили руки, прижались грудью к деревянным макетам.