Я умолкаю, не договорив, и опускаю голову. Какой-то выход должен быть.
- Мы не обычные люди, - мягко добавляет он. - Мы не можем так вот рисковать.
Я вскидываю голову, обжигаю его сердитым взглядом. Надо же, и По против нас.
- А, перестань! Вот и ты туда же.
- Просто прими то, что есть! - раздраженно бросает он.
Несколько секунд мы смотрим друг на друга, потом По качает головой. Уилл - мятежный дух. Такой же отчаянный, как и Эбби.
В груди у меня холодеет.
- Хочешь указывать, как мне быть и что делать со своей жизнью? - кричу я. - А как быть с твоей? Ты и Тим. Ты и Рик. Маркус. Майкл.
Он напрягается, стискивает зубы:
- Не надо, Стелла. Не трогай это.
- А я буду! Буду трогать! Они все знали, что ты болен, и все равно любили тебя. Но ты же постоянно убегал. Не они, а ты. Каждый раз. -Я качаю головой и, уже понизив голос, с вызовом спрашиваю: -Ты чего боишься?
- Ты сама не понимаешь, что говоришь! - кричит уже он, и в его голосе гремит такая ярость, что я понимаю: да, задела за живое.
Подхожу ближе и смотрю прямо ему в глаза.
- Ты все испортил. Ты загубил все шансы на любовь, какие только тебе выпадали. Так что, пожалуйста, придержи свои советы при себе.
Я разворачиваюсь и, печатая шаг, марширую в свою комнату, и воздух в коридоре звенит от гнева. За спиной у меня громко хлопает дверь, и звук эхом разносится по всему коридору. Я в отместку хлопаю своей.
Стою посредине комнаты, смотрю на закрытую дверь в полной тишине, и только легкие хрипят на вдохе и выдохе и колотится сердце. Ноги слабеют, подгибаются, и я опускаюсь на пол под тяжестью всего случившегося за день - операция, Уилл, По.
И все-таки какой-то выход должен быть. И он есть. Нужно только его найти.
Следующие несколько дней проходят как в тумане. Родители навещают каждый по отдельности, а потом, после полудня в пятницу, снова вместе и общаются между собой если не дружески, то уж точно тепло. Я говорю по Фейстайму с Мией и Камилой, но только коротко, когда им удается находить свободные минутки. Я брожу по больнице, выполняю положенные процедуры, но делаю это равнодушно, как будто меня они не касаются.
Никогда еще мне не было так одиноко.
Я игнорирую По. Уилл игнорирует меня. Стараюсь придумать что-то, поправить положение, но в голову ничего не приходит.
Вечером в четверг, когда я сижу на кровати и в миллионный наверно раз гуглю В. серасіа, за дверью что-то звякает. Хмурюсь - что бы это могло быть? Подхожу, медленно открываю дверь и вижу баночку с красиво написанным ярлычком: ЧЕРНЫЕ ЗИМНИЕ ТРЮФЕЛИ. Я наклоняюсь, поднимаю, снимаю розовый клеющийся листочек и читаю:
Ты права. Но только в этот раз.
По! И сразу становится легче.
Впервые за четыре дня губы сами растягиваются в непринужденную улыбку. Поднимаю голову и слышу, как дальше по коридору хлопает дверь. Хватаю телефон и торопливо набираю номер.
По отвечает на первом же гудке.
- Тебе купить пончик? -спрашиваю я.
Мы встречаемся в общей гостиной, и я покупаю в автомате пакет его любимых шоколадных мини-пончиков. Бросаю пакет По - он уже сидит на диванчике в нише у окна. Он ловит и говорит спасибо, а я покупаю еще один пакет для себя.
- Пожалуйста. - Я устраиваюсь напротив, и По пытается убить меня взглядом.
- Стерва.
- Придурок.
Мы ухмыляемся друг другу, и ссора считается официально законченной.
По вскрывает пакет, достает пончик, откусывает.
- Да, боюсь, - признается он в ответ на мой взгляд. - Знаешь, что получит тот, кто меня полюбит? Ему придется платить за мое лечение, а потом он увидит, как я умру. Как по-твоему, это справедливо?
Слушаю его и понимаю, откуда такие рассуждения. Думаю, с этим сталкиваются большинство живущих со смертельным заболеванием. С чувством, давящим, как бремя. Я знаю это по себе; последние месяцы у меня было то же самое с моими родителями.
- Страховка. Лекарства. Пребывание в больнице. Хирургические операции. Неполное страховое покрытие по достижении восемнадцати лет. - По вздыхает, и голос у него срывается. - И то? Грузить на Майкла эти проблемы? На мою семью? Болезнь - моя, Стелла. И проблема - моя.
Из уголка глаза выкатывается слезинка, и По быстро смахивает ее рукавом. Я наклоняюсь вперед - так хочется помочь ему, но, как всегда, не нарушаю дистанцию и только улыбаюсь:
- Эй, может, заставишь Уилла жениться на тебе? Он богатый.
По фыркает:
- Он разборчивостью не отличается. Ему ты нравишься.
Я бросаю в него пончик и попадаю в грудь.
Он смеется, но недолго, и снова становится серьезным.
- Извини. Мне жаль, что у вас с Уиллом не сложилось.
- Мне тоже.
Я сглатываю и цепляюсь взглядом за заполненную сообщениями и уведомлениями информационную доску над его головой. Правила личной гигиены сопровождаются рисунками, показывающими, как правильно мыть руки и кашлять в общественном месте.
В голове у меня зарождается идея.
Список дел придется дополнить еще одним пунктом.
ГЛАВА 16
УИЛЛ
Сижу, свесив ноги, на краю крыши и слушаю снова, снова и снова голосовое сообщение. Слушаю только для того, чтобы слышать ее голос на другом конце. В ее комнате темно, горит лишь лампа на столе. Склонившись над ноутбуком, она неистово стучит по клавишам; длинные каштановые волосы собраны сзади в растрепанный пучок.
Что она может делать в такой поздний час?
Думает ли обо мне?
Я поднимаю голову, и снежинки, неспешно кружась, опускаются мне на плечи, веки и лоб.
За последние годы я побывал на десятках больничных крыш. Я смотрел сверху на лежащий внизу мир и каждый раз испытывал одно и то же чувство. Мне нестерпимо хотелось ходить по улицам, плавать в океане и жить так, как никогда раньше. Мне хотелось чего-то, чего было нельзя.
Но теперь то, чего я хочу, не где-то там, за стенами больницы. Оно здесь, рядом, так близко, что можно дотронуться.
Но мне нельзя. Раньше я и подумать не мог, что можно желать чего-то так, что желание ощущается и в руках, и в ногах, и в каждом вдохе.
Звонок. Я смотрю на телефон и вижу уведомление от ее приложения, эмоджи в виде крохотного танцующего пузырька.
Прием на ночь!
Я даже не могу объяснить, почему продолжаю это делать. Бросаю на нее последний взгляд, поднимаюсь, иду к двери и поднимаю бумажник. Спускаюсь не спеша на третий этаж, проверяю, есть ли кто в коридоре, и прокрадываюсь в свою палату.