- Тебе о своем ребенке надо заботиться, - печально бормочу я и сонно зеваю.
Джули осторожно присаживается на край кровати и вздыхает:
- Мне понадобится помощь. Я же одна. - Она улыбается мне, и ее голубые глаза теплеют. - Не могу представить никого, на кого бы смогла так положиться.
Я протягиваю руку и тихонько похлопываю пальцами по ее животу - раз и два - и довольно улыбаюсь.
- Буду самой лучшей тетушкой.
Тетя Стелла? Тетя? Я сонно ворочаюсь, и Джули чмокает меня в лоб и выходит, бесшумно закрывая за собой дверь. Голова тонет в подушке, я обнимаю панду, бросаю взгляд на боковой столик и закры... Стоп! Я сажусь, тянусь к столику и ухватываю перевязанную красной лентой сложенную из бумаги коробочку.
Тяну за ленту, и коробочка раскрывается, превращаясь в яркий самодельный букет цветов - пурпурных лилий, розовых гортензий и белых полевых. Впечатление такое, будто ожил один из рисунков Эбби.
Уилл.
Я улыбаюсь, осторожно кладу букетик на место и шарю рукой в поисках телефона. Поиск нужного номера в списке контактов требует полной сосредоточенности. Я касаюсь пальцем кнопки вызова, слушаю гудок и попадаю на голосовую почту. К этому моменту глаза уже закрываются. Я вздрагиваю, услышав сигнал, и заплетающимся голосом говорю:
- Это я. Стелла. Не звони мне, ладно? Я только что из операционной и жутко устала. Позвони, когда... когда получишь... Нет, нет, не надо. Ладно? Не звони, потому что если я услышу твой сексуальный голос, то уже не смогу уснуть. Да. В общем, позвони, о'кей?
Вожусь с телефоном, жму кнопку отбоя, поворачиваюсь на бок, подтягиваю одеяло и снова обнимаю панду. Засыпаю, глядя на бумажные цветы.
Из глубокого, послеоперационного сна меня вытаскивает звонок телефона. Я поворачиваюсь, открываю глаза - веки уже не такие тяжелые, как бытия - и вижу, что по Фейстайму звонит По. После нескольких попыток нажимаю наконец на зелёную кнопку, и на экране появляется его лицо.
- Ты живая!
Я улыбаюсь, протираю глаза и сажусь. Сонливость еще осталась, но эффект болеутоляющих ослабел, и голова уже не ощущается как посаженное на плечи пресс-папье.
- Привет. Живая. - Глаза ползут на лоб при виде чудесного букета бумажных цветов на боковом столике. - Трубка в порядке.
Уилл. Смутно припоминаю, как развязывала ленточку. Быстро просматриваю сообщение. Два от мамы. Три от Камилы. Одно от Мии. Четыре от папы. Все интересуются, как я себя чувствую. И ни одного от Уилла.
Сердце падает на двадцать этажей.
- Ты разговаривал с Уиллом? - слегка нахмурясь, спрашиваю По.
- Нет. - Он качает головой и вроде бы хочет что-то сказать, но не говорит.
Делаю глубокий вдох, закашливаюсь, и бок отзывается болью. У-у-у. Потягиваюсь. Да, больно, но терпимо.
В Инстаграме сообщение. Открываю и вижу, что это ответ от Майкла, поступивший, пока я спала. Накануне вечером он спрашивал, как дела у По, что с его бронхитом. И - а вот это уже сюрприз - собирается ли он навестить родителей в Колумбии. А я даже не знала, что у него вообще такие планы.
Мы проболтали едва не час - о том, как Майкл рад, чтоб По в больнице не один, а со мной, и какой По вообще молодец, и как он, Майкл, за него переживает.
- Мне Майкл звонил. - Я переключаюсь на Фейстайм и наблюдаю за реакцией По.
- Что? - он удивленно таращится на меня. - Почему?
- Спрашивал, как ты, все ли в порядке. - По делает каменное лицо. - Майкл милый и, кажется, любит тебя по-настоящему.
Он закатывает глаза:
- Ясно, выздоровела. Снова лезешь в мои дела. По упускает шанс. Потому что боится. Боится пойти до конца. Боится впустить кого-то во всю ту фигню, в которой мы живём. Мне самой знаком это страх. Но бойся или не бойся, а самое страшное может случиться сама по себе.
Не хочу больше бояться.
- Вот что я тебе скажу. - Пожимаю небрежно плечами, хотя говорю всерьез. - Для него неважно, что ты болен. - Это правда. Майклу наплевать, что у По КФ. Ему плохо от того, что он не может быть с По.
Больной кистозным фиброзом не знает, сколько времени ему осталось. Но точно также он не знает, сколько времени осталось любимым и близким. Мой взгляд снова притягивает бумажный букетик.
- Позвони, когда в голове прояснится. - Он бросает на меня сердита взгляды дает отбой.
Я посылаю сообщения родителям, говорю, чтобы они отправлялись домой и отдохнули, потому что день уже близится к вечеру, а мне еще нужно немножко поспать. Папа и мама и без того провели здесь бо́льшую часть дня, и я совсем не хочу, чтобы они ждали, когда я проснусь, - пусть лучше позаботятся о себе.
Мои предложения, однако, встречают сопротивление. Через несколько минут в дверь стучат, а потом в комнату заглядывают сразу двое. Вместе.
Припоминаю, что уже вроде бы слышала «мы», когда проснулась в первый раз. После смерти Эбби они ещё ни разу не выступали единым фронтом.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает мама, улыбаясь и целуя меня в лоб.
Я подтягиваюсь, сажусь повыше и качаю головой:
— Послушайте, вам действительно надо идти. Вы здесь уже…
— Мы твои родители, Стел. И пусть мы не вместе, но ради тебя мы оба здесь, — говорит папа и кладет мне руку на плечо. — Для нас ты всегда на первом месте, но в последние месяцы мы... определенно проявили себя не лучшим образом.
— Эти месяцы были трудными для всех нас, — добавляет мама и обменивается с ним понимающим взглядом. — Но только не старайся ради нас, ладно? Мы твои родители, милая, и больше всего на свете хотим, чтобы ты была счастлива.
Я киваю. Вот уж чего не ожидала так не ожидала.
— Между прочим, — говорит папа и садится на стул возле моей кровати, — суп был прекрасный. Можете говорит что угодно о кафешной еде, но здесь делают настоящий суп из брокколи с чеддером.
Мы с мамой смотрим друг на друга, я улыбаюсь, а улыбка вытягивает глубокий, и самого живота смех, который мне приходится сдерживать.
Печаль остается, но толика груза слетает с плеч, и я впервые за долгое время вдыхаю чуточку легче. Может быть сегодняшняя операция в конце-концов пошла всем на пользу?
Родители уходят, и я закрываю глаза и дремлю ещё недолго, а когда через час снова просыпаюсь, понимаю, что наркоз рассеялся окончательно и в голове полная ясность. Медленно сажусь, потягиваюсь, прислушиваюсь к боли в боку.
Поднимаю рубашку. Покраснение ещё осталось, припухлость тоже заметна, но в целом область вокруг трубки уже выглядит в миллион раз лучше.
Взгляд снова натыкается на бумажные цветы. Я улыбаюсь, встаю с постели и перевожу дух. Легкие работают с натугой и на вход, и на выход, и в помощь им я беру с прикроватного столика кислородный концентратор и вставляю в нос канюлю.