Начальник «Сенной» оглядел всех, наклонил голову на плечо и хмыкнул.
– Зажрались! Сейчас проснетесь. Гость очень необычный.
Он повернулся к телохранителю:
– Толя, веди гостя.
Охранник кивнул. Он был немногословный и – надежный. Рослый, крепко отлитый, такой цельный парень, голова-монолит – в такую голову, казалось, никакие ненужные мысли не проникнут, потому что в ней нет ни единой щелочки для этого. Анатолий, Толя. Это все, что о нем знали посторонние. Кто-то говорил, что Толик раньше служил в подземных войсках ФСБ. Но, скорее всего, этот кто-то ошибался. Иначе бы Тертый точно это знал.
– Есть. – Толик кивнул и вышел.
Через несколько минут дверь снова отворилась, и вошел человек. Усталым неровным шагом, подволакивая ноги. Одежда на нем была чистая и ладная, новенький армейский камуфляж, но словно с чужого плеча. Тощие, как спички, руки и ноги. Но главное – не это…
На шее у человека виднелись уродливые зеленые наросты, они шевелились от дыхания, словно мох под порывами ветра. Сенаторы начали переглядываться. Аслан Закиров поднялся, тяжело упер кулаки в столешницу. Глаза его сверкнули недобро:
– Мутант?! Здесь?!
Тертый поморщился.
– Сядь, Аслан. Я прошу.
Тертый дал сенаторам время насмотреться и перешел к делу.
– Кто вы? – обратился он к гостю. Сенаторы слушали. «А куда вы денетесь у меня, – подумал Тертый зло. – Могу еще, могу».
– Я – адаптант, – сказал человек. – Зовут меня Евгений Коврин… Женя.
– Адаптант, – повторил Тертый. – Что это значит? То есть… вы не человек?
Адаптант выпрямился. Голос зазвенел сталью:
– Я – человек.
– Человек он, – скривился Лесин. – Ихтиандр хуев.
Сенаторы засмеялись.
– Олег! – повысил голос Тертый. Он чувствовал, как из его рук чуть не выдернули руль. Иногда господ сенаторов стоит поставить на место.
– Олег, помолчи, пожалуйста, – сказал Тертый. – Или у тебя есть предложение?
– Молчу, молчу. Я вообще думал, у нас демократия…
– Демократия – это право на слово, не на пиздеж, – сказал Тертый жестко. Помощник заерзал под его взглядом. – Чуешь разницу, Олег?
– Д-да, – сказал Лесин. Он пока сдался, не рискнул пойти против Тертого в открытую. – Прошу прощения, виноват. Больше не повторится.
– Зачем вы здесь? – спросил Тертый. Он повернулся к адаптанту.
Женя кивнул.
– Я представляю восставшее «Обухово». Мы, бывшие рабы Вегана, взяли в руки оружие и восстали против империи.
Зал собрания словно взорвался. Вот это новости. Сенаторы загалдели.
Так это были не слухи! В тылу всемогущей зеленой Империи пылает пожар восстания.
– Веган прислал солдат, но мы заблокировали туннели и продолжаем сражаться. Меня отправили к вам с просьбой о помощи.
– И вы шли по поверхности? – спросил Лесин.
– Да.
– Без оружия, в одиночку?
– И без противогаза, – кивнул Женя. – Все верно. Я, как вы уже заметили… – Он показал на свои наросты. – Не совсем человек. Я адаптант. Я могу жить на поверхности без маски и защиты.
Один из сенаторов, тот самый опоздавший Аслан Закиров, заговорил:
– Мы думали, «Обухово» вымерло уже. Как давно вы бунтуете?
Гость вздохнул. Тертый едва сумел отвести взгляд от колеблющихся зеленых волокон на его шее. Гипнотизирует, черт.
– Два месяца.
Общий вздох. Старейшины переглянулись.
– Два месяца? – Тертый повел плечами. Два сенатора от Приморского Альянса молчали, но смотрели цепко, словно на допросе. Старший из них улыбался – почти не открывая рта, одними губами. Глаза при этом оставались удивительно холодными.
«Чертовы вояки. Воспитал покойный Генерал волчат», – подумал Тертый с раздражением.
– И вы еще… живы? – Тертый вдруг не смог подобрать слов. Он хотел сказать «не передохли от голода», но в последний момент передумал. Может, зеленожаброго это заденет? Как опытный политик, Тертый не видел никакой проблемы в своих словах – но ее могли увидеть другие.
Адаптант поднял голову. В упор посмотрел на сенаторов. Голоса стихли.
– Мы еще живы, – сказал он негромко. – И мы просим Большое метро о помощи.
Глава 2
Право приговоренного
9 декабря 2033 года, Санкт-Петербург, узел «Сенная-Садовая». Тридцать третий день Веганской войны
– Внимание! Внимание! Великое Перемирие закончится через пять дней, – объявил репродуктор. – С этого момента объявляется режим чрезвычайного положения и вводится дополнительный комендантский час. Все по местам. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
Толпа женщин, детей, подростков, стариков вздохнула. Нехотя стала расходиться. Тусклый свет фонарей – режим экономии энергии – плохо рассеивал мрак. Все вокруг казалось мрачным и зыбким, как в страшном сне. Неудивительно, что люди подавлены.
– Начинается война, – сказал Тертый. – Так?
Они с начальником разведки вышли размять ноги и оценить обстановку.
– Уже началась. – Таджик кивнул. – Правда, она, скорее, толком и не прекращалась…
Таджик доложил подробности. Оказалось, за время Великого Перемирия режим прекращения огня нарушался больше шестнадцати раз. Единичные выстрелы, отдельные стычки, случайные обстрелы и даже самые настоящие сражения – все было.
– Война изменилась, – сказал Таджик задумчиво. – Джентльмены больше на ней не выживают.
Тертый зябко укутался в ватник.
– Современная война – дело не для джентльменов. А для шакалов.
* * *
Артем по прозвищу Мимино лежал на своей койке и слушал темноту, на верхней койке Убер тихонько и мелодично насвистывал какую-то мелодию.
Блюз. Артем удивился.
– Она скучает… возле стойки… – негромко напевал Убер, – …в фартуке, с салфеточкой… Свежа на удивление… от туфелек до бус…
Артем слушал. Негромкий, высокий и чистый голос скинхеда выводил:
– …как приглашение на очень странный блюз…
В этот день Артем почувствовал себя странно – как-то не так. Гнетущее ощущение в груди, полуобморочное состояние, мрак и ужас – все это вылилось в упадок сил. Он просто сонно лежал лицом к стене и ждал худшего.
Когда загрохотали сами стены, Артем прищурился. Сердце болезненно сжалось. Какое-то чудовище глухо завыло за стеной, застонало. И вдруг словно пошло на взлет… Все ближе и выше. Артем почувствовал вибрацию, вскочил.
– Землетрясение?! – От ужаса у него заледенел затылок. Скинхед стоял рядом, слушал. Затем кивнул сам себе.