Убер помедлил. Вот оно как.
– А сифилис у меня есть, док? – спросил он вдруг.
– Что? – Доктор поморгал. Лицо у него стало озадаченным. – Нет, сифилиса не обнаружено…
– Ну, слава богу. – Убер почесал лоб, затем сказал: – Ух! Аж выдохнул! Может, плохо искали? Должон быть.
Лицо доктора исказилось.
– Вы…
– Да шучу я, док, шучу, – сказал Убер серьезно. – Просто как-то… ну, не знаю… захотелось поднять вам настроение, что ли.
Лицо доктора исказилось. Словно ему зуб мудрости вырывают на скорую руку, без наркоза и грязными инструментами. Но с любовью и нежностью. Так что он одновременно испытывает жуткую боль и когнитивный диссонанс.
– Бука вы, док, – пожаловался Убер. – Ничто вас в жизни не радует!
* * *
Тертый выпрямился. Ох, до чего иногда затекает спина – именно от ощущения, что тащишь на своем горбу упирающуюся, как осел, разваливающуюся на ходу военную машину Большого метро. Тащишь, надрываешься и при этом понимаешь, что никакой награды в итоге не будет. Нет, не будет. Наслаждайся, сука, процессом.
– Ну что, как результаты? – спросил он.
Военный медик покачал головой. «Как его там зовут? Георгий… нет, Григорий Вартанян? Ну и имечко». Тертый не сдержал удивления:
– Что, оба?!
– Один мутант, другой практически ходячий мертвец, – сказал доктор холодно. – Что вы от меня хотите? Чуда?
Тертый помолчал, вздохнул.
– Да, хотелось бы чуда.
Он потер глаза. Словно песка насыпали, надо хоть пару часов в сутки спать. И не пить кофе, пожалуй.
– Совсем не дотянут?
– Я не могу дать никаких гарантий… понимаете? – сказал Вартанян.
– Понимаю. А еще я понимаю, что если Обухово падет в ближайшее время, на наше наступление Веган ответит удвоенными силами. Империя перебросит освободившиеся воинские силы на другие участки фронта. Так что это наш чуть ли не единственный вариант.
– А как же Великое Перемирие? – удивился Вартанян. – Разве это… ну, не начало переговорного процесса? Чтобы прекратить эту бессмысленную бестолковую войну?
Тертый внимательно посмотрел на доктора.
– Вы действительно в это верите, док? – спросил он.
* * *
В госпитале его навестил Таджик. Принес гостинцы, сухари, печенье и даже один ярко-оранжевый апельсин. Убер присвистнул. И книгу. Убер перелистал, засмеялся. Тоненькая книга в мягкой желтой обложке. Сонеты Шекспира в переводе Маршака. В книге от прежнего владельца осталась закладка – полоска плотного коричневого картона. Убер открыл книгу на той странице и прочитал вслух с выражением:
Не изменяйся, будь самим собой.
Ты можешь быть собой, пока живешь.
Когда же смерть разрушит образ твой…
Убер хмыкнул, весело посмотрел на Таджика.
– Я не понял, это что, намек?
– Убер, – только и сказал Таджик. – Давай серьезно. У нас много дел.
Скинхед засмеялся, отложил книгу на тумбочку.
– Уговорил, языкастый. Давай серьезно.
– Мы разрабатывали Летчика, – сказал Таджик. – А ты все испортил. Эх, Убер.
Убер помедлил. Виноватым он себя не чувствовал. Ни на йоту.
– Почему?
– У нас были данные… уверенность, что он ведет игру с веганской разведкой.
«Вот оно что. Летчик в своем стиле».
– Какая у вас интересная и насыщенная жизнь, у шпионов.
– Мы взяли его под наблюдение. – Таджик проигнорировал сарказм. – С ним несколько раз пересекался некий странный тип по кличке Зеленый Доктор. Возможно, веганец. Мы собирались брать Летчика в разработку, вербовать и запускать как двойного агента. И тут, как черт из табакерки, появился ты. И все испортил.
Убер поднял брови и сделал скорбное лицо, чтобы показать, как переживает. Но кажется, Таджик не поверил.
– Ты появился. А Летчик исчез. Теперь ты понимаешь, какие у нас к тебе претензии?
– Вот это совпадение!
– Убер, не переигрывай.
– Ладно. – Скинхед махнул рукой, засмеялся. – У вас, это у кого? У СМЕРШа?
– У нас, это у военной контрразведки Большого метро. Если тебе нравится, можешь называть нашу контору «Смерть шпионам». Так страшнее.
– Ваша контора может успокоиться, – сказал Убер. – Летчик мертв. Я его убил. Прошу прощения, что нарушил ваши далеко идущие планы.
Таджик покачал головой.
– Нет, Убер, не убил. Это мы точно знаем.
Скинхед поднял голову. Глаза блеснули.
– Что? – спросил он спокойно.
– Летчик не умер. Он исчез.
* * *
Убера вкатили на носилках, велели не шевелиться и не вставать. Сгибом руки Убер зажимал вату – у него снова брали кровь на анализ. Удивительно. Спустя двадцать лет после атомной войны кто-то еще берет кровь на анализ. В палатке был еще один человек. Он тоже лежал на койке-каталке, только к его руке тянулись две капельницы.
– Эй, ты, мумия! – позвал Убер. – Слышишь меня?
Изможденное, высохшее лицо человека дрогнуло. Веки затрепетали, словно он силится их открыть и не может. Раз!
Открыл.
– Что? – хрипло сказал человек. С усилием повернул голову, светлые, с отчетливой прозеленью глаза смотрели на Убера. Обметанные белым налетом губы с трудом шевельнулись. – Что… тебе?
– А… это ты, сосед? Живой, значит, – подвел итог Убер. – Это хорошо. Это прям отличненько, а то влом с мертвяком рядом лежать. Как тебя зовут, живой?
Сосед помедлил. С усилием сглотнул – острый кадык на шее дернулся, едва не прорвав желтоватую, больную кожу. Под бинтами Убер видел что-то зеленоватое, видимо, повязка протекла. Надо же, они до сих пор используют зеленку.
– Женя. Евгений… – сказал сосед. – Ко… врин.
– Ну чо, Женя Коврин. Будем жить, я считаю. Пойдешь со мной на «Обухово»?
– П-по… – Он закашлялся.
– Что?
– Пойду. Только… у меня… один вопрос.
– Давай, жги.
– А ты… – он повернул голову, посмотрел на Убера, – вообще кто?
* * *
– Не дотянут? – спросил Тертый.
– Мы их подкормили, конечно. Более-менее привели в форму. Витамины, глюкоза, усиленное питание. Пока Убер две недели сидел в одиночке, он отдохнул, выспался и немного отъелся.
– И?
– Ну, хронические болезни никто не отменял. И все такое.
– Что ты имеешь в виду?