Я каждый день мыла Эдмону пальцы. Я его кормила. Я ради него поднималась и спускалась по лестнице. Я приманивала его к себе в мастерскую. Я решила снова его обрести. Если Эдмон будет рядом со мной, я его обрету вновь.
– Эдмон, ты же знаешь, кто я. Знаешь! Я вернулась. Я снова здесь.
– Требуется агент по снабжению судна…
– Я не оставлю тебя на чердаке.
– Покупаем зубы.
– Ты теперь будешь внизу, со мной.
– Очень удобные помещения. Обращайтесь.
– Ты будешь со мной. Ты опять станешь моим собеседником.
– В том числе зал площадью около шести тысяч квадратных футов.
– И тогда в разговоре…
– Фасад длиной около ста тридцати одного фута.
– … проявится настоящий Эдмон.
– Сдается в аренду.
Глава сорок девятая
Все в сборе
Нас навестил Луи-Себастьян Мерсье. Он нашел меня в моей мастерской, где мы с Жоржем изготавливали руки. Эдмон молча сидел в углу.
– Ты вернулась, Крошка! Снова в гуще событий!
– Не так громко, месье! Эдмону это вредно. Вон он сидит. Посмотрите, что с ним стало!
– Ах да. Я слышал. Но, Мари, – сказал он, просияв, – я видел королевскую семью!
– Правда? Как там Елизавета?
– Нет, я имею в виду восковые фигуры. Смело! Представить их в таком виде!
– Спасибо. Как поживаете, дорогой месье Мерсье? Как ваши башмаки?
– Держимся. Еще как держимся!
Покуда мы с Жоржем работали, Мерсье рассказывал, какой кипучей стала нынче жизнь, как она заставляет его бросаться из одного конца города в другой, точно весь Париж содрогался от нескончаемого землетрясения. Иногда, признался он, ему на улице попадалась вдова, которая без устали собирала городские новости. Он снял башмаки и продемонстрировал нам. Их подошвы и впрямь сносились до предела. Он показал нам тонкую брошюрку, которую недавно завершил: «ЗНАМЕНИТЫЕ САЛОНЫ ВОСКОВЫХ ФИГУР», – и прочитал оттуда фрагмент:
В это новое время стремительных перемен Кабинет доктора Куртиуса – самая известная достопримечательность Пале-Рояль и бульвара дю Тампль. Кое-кто даже считает, что никакое иное зрелище не может затмить его во всей столице. Заведение Куртиуса – великолепное развлечение для мужчин, занятых разным ремеслом, для детей, дам, стариков и просто любопытных, для малосведущих, смельчаков и бескрылых обывателей, для утомленных жизнью и испытывающих недостаток острых впечатлений, для лощеных щеголей и оборванцев, для слабых телом и духом и для облеченных властью, для хозяев и их слуг, для дерзких и степенных, для местных, желающих постичь тайный механизм жизни своей столицы в эти времена перемен, и для приезжих иноземцев, стремящихся понять неведомый им город.
Едва ли во всем Париже найдется человек, для кого сегодня, в наше удивительное время, заведение Куртиуса никоим образом не находило бы отклик в душе. Неважно, насколько хорошо, по вашему разумению, вы знаете этот город, у Куртиуса всегда найдется для вас сюрприз, точно это доктор Куртиус и никто иной решает, кого следует выдвинуть вперед, а кого убрать в сторону. Все самое известное, самое великое, самое невероятное и вдохновляющее, как и самое гнусное, – все собралось в этом Кабинете. И если ныне живущие знаменитости могут разочаровать вас в реальной жизни, на краткий миг мелькая в отдалении перед вашим взором, у Куртиуса они никогда не разочаровывают. В его заведении у самых изысканных дам и господ всегда найдется время буквально для каждого. Ибо вот вам правда: Куртиус в своем огромном зале аннулировал все привилегии! Куртиус упразднил все правила этикета. Куртиус отменил общественные классы. Где еще в целом мире бедняк может подступить к королю? Где посредственность может дотронуться до гения? Где уродство может приблизиться – без смущения и стыда – к красоте? Такое может произойти только в этом Кабинете.
Это правда, что особая магия Куртиуса действует лишь в стенах его выставок; оказавшись вне этих стен, вы вновь попадаете под пресс повседневных забот и надежд. Но кто станет сетовать, узрев чудо встречи школяра с героем его грез? Кто станет сетовать, увидев, как ученый муж из Сорбонны с благоговейным восторгом подходит к фигуре выдающегося писателя, чьи слова наполнили новым смыслом его жизнь? И кто станет сетовать, когда обычная законопослушная матрона с ужасом увидит вблизи самого известного убийцу нашего времени? И кто, в самом деле, станет сетовать, если любой подданный Франции может прийти в Пале-Рояль и увидеть, в любое удобное для себя время, в любой день недели, монаршую семью за трапезой, и шагнуть к ним поближе, дабы ощутить свою связь с королем или королевой, какую он никогда не ощущал, и даже может, всего-то за три ливра, коли ему достанет – а кое-кому достает! – мужества и дерзости их… ПОТРОГАТЬ?
Да будет так!
Даже таинство королевской власти разоблачается в Кабинете доктора Куртиуса!
– Благодарю вас, месье Мерсье, – улыбнулась я, принимая от него тонкую книжечку. – Я буду ее беречь как зеницу ока.
– Как думаешь, Крошка, может быть теперь они сподобятся сделать мой новый бюст? Для Пале-Рояль, конечно, а не для этого дома. Как думаешь, они сподобятся?
– Кто знает, – ответила я. – Это не мне решать.
– Ты думаешь, что нет, так?
– Я просто не знаю.
– Нет, нет, – пробормотал он. – Я всякий раз участвую в восковой лотерее, бросаю бумажку со своим именем.
– Парное молоко, свежие яйца, – произнес Эдмон.
Глава пятидесятая
в которой головы похищены
Вдова поменяла униформу слуг в фойе. Шелковые платья были сняты и взамен них выданы черные хлопчатобумажные сюртуки и черные панталоны, простенькие черные шляпы-треуголки, но на одежде по-прежнему красовалась розетка с буквой К в центре. Этот унылый наряд копировал платье, которое носили представители простого народа в новом парламенте.
Как-то в воскресенье, вскоре после моего возвращения, по всему городу слышались церковные колокола, и звонили они куда дольше обычного. Мы работали в своих мастерских утром, мало обращая внимания на неумолчный перезвон, и Эдмон беспокойно ходил взад-вперед по своему чердаку. Я поднялась успокоить его, но он разнервничался не на шутку. Я прикрыла ладонями ему уши, раньше это всегда помогало. Я обещала, что колокола очень скоро замолкнут, но они все не замолкали. А днем после обеда вдова вернулась в Обезьянник и с воплями ворвалась в мастерскую к моему хозяину.
– Похитили! Наше имущество похищено! Головы! Наши головы, Куртиус!
Лицо вдовы раскраснелось, по ее щекам градом катился пот.