Темные небеса - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Столяров cтр.№ 30

– А почему? Вы посмотрите, что происходит.

– Именно потому, – опять после паузы говорит Ефим. – Ну как тебе объяснить? Если я сейчас отсюда уйду, скажут – сбежал. Я ведь тут как бы отвечаю за всех. – И добавляет поспешно: – Но это, учти, касается только меня. То есть, конечно, меня и моей семьи. У тебя могут быть совсем другие ориентиры.

– Что-то я не въезжаю…

– Ну, Марат, ты же – не мэр. Ты на себя никаких общественных обязательств не брал. Так что советовать не берусь. Опять же – родители твои, видишь, против… Извини, ты уж решай это сам…

– А как вы полагаете, что думают президент и правительство?

– Ну… они, наверное – думают, – нейтральным голосом сообщает Ефим.

– Понятно… В интернете вон пишут, что политикам виз не дают.

Ефим отводит ветку, лезущую в глаза.

– Марат, видишь ли, практически любой человек время от времени вынужден сделать выбор: поступить так или этак, повернуть туда или сюда. Другое дело, что большинство людей этого даже не замечает, для них выбора нет – они инстинктивно сворачивают туда, куда идут все. Очень трудно плыть против течения. У многих, пожалуй, почти у всех, для этого просто нет сил. Да, в общем, и не хотят они никуда плыть, они хотят, чтобы течение само их несло. Никто здесь никому не может помочь. И потому скажу еще раз: решай сам.

Марат молчит. Чувствуется, что он разочарован. Он, похоже, рассчитывал получить простой и ясный ответ. Ефим раздраженно думает: все жаждут получить простой и ясный ответ. Но что делать, нет у меня простых и ясных ответов. И ни у кого их нет. У всего человечества нет.

Проход выводит их на площадку, усыпанную пережженной гарью. Заборчик, когда-то огораживавший ее, сейчас лежит на земле. У бетонной стены с черным, напрочь высаженным окном высится нагромождение проеденных ржавчиной труб. Так это же старая котельная, догадывается Ефим. Я же сто лет собирался ее снести и устроить здесь сквер. Не успел, черт, почти ничего не успел.

– Смотрите, – протягивает руку Марат.

От края площадки идет длинный травяной спуск к реке. В солнечном воздушном просторе отчетливо виден мост, между перил которого перекипает, как каша, густая масса людей. Приподнимаются над ней кабины грузовиков, перегораживающих дорогу, на них – фигурки бойцов Росгвардии, размахивающих руками. Они что-то кричат, но отсюда не разобрать. А дальше, на другой стороне реки, на пространстве примерно в километр длиной-шириной – чудовищный бидонвиль из палаток, фанерных листов, обрезков досок, коробок, ящиков, полиэтилена, черт-те чего. Выползает оттуда копоть костров, чернеют жуткие очереди, тянущиеся к пунктам питания. И над всем этим адом, над месивом слипающейся в отчаяние человеческой маяты – серый купол арконской Станции, окруженный чуть поблескивающей на солнце пленочкой защитного поля.

Разглядывать эту босхианскую панораму им, впрочем, некогда. Со стороны города, лежащего сейчас у них за спиной, как тяжелая волна в океане, вздымается низкий, протяжный, почти нечеловеческий звук: вой – не вой, стон – не стон, исходящий будто из недр земли. И сразу же из проулка, по которому они только что шли, выскакивают две девушки – в синем и красном платьях существенно выше колен – обе перепуганные до полусмерти, трясущие растопыренными ладонями. Ефим догадывается, что это те, которые уже неделю толпятся на площади перед мэрией, держа плакатики: «Выйду замуж за эмигранта с визой!», товар с брачных рынков, мотыльки, скопом летящие на огонь.

Марат отрывисто спрашивает:

– Что там?

Девушки не в состоянии продышаться. Чувствуется, что мчались они, не понимая куда и зачем. Наконец одна из них кое-как, сглатывая, выдавливает из себя:

– Не ходите туда, там – ужас…

А вторая внезапно визжит:

– Уроды!.. Придурки обдолбанные!.. Они там все чокнулись, все!..

– Пожар, – негромко замечает Алена.

Над садами, над треугольными скатами крыш, не спеша, точно во сне, поднимается толстый столб дыма, загибается, прикрывая собой еще низкое солнце, и перьевыми зыбкими лохмами также неторопливо плывет куда-то в сторону водонапорной башни.

У Ефима обрывается сердце.

– Кажется, это наш дом, – подтверждает его догадку Алена. И передергивает плечами, будто на них лег инеем бледный озноб. Лицо у нее, как ни странно, спокойное. – Ладно, все. Что мы тут топчемся? Надо идти…

13

Прежде всего скажу, что, в отличие от многих мемуаристов, я не собираюсь ни с кем сводить счеты. Я не собираюсь ничего выворачивать наизнанку, обнажать махристые швы, вытряхивать из складок на свет дурно пахнущую, комковатую, серую пыль. Пусть даже именно эти затхлые катыши времени особенно привлекают читателей.

У меня совсем другая задача.

Так получилось, что я, конечно недолго, но поработал в администрации двух президентов, был свидетелем и даже немного участником неких грандиозных событий, пронзивших все человечество точно электрошок, и пока события эти еще не стали историей, то есть пока они не превратились в мумифицированный официоз, состоящий лишь из сухих жил и костей, мне хотелось бы добавить к ним несколько своих обертонов, несколько живых красок, несколько мелких деталей, которые, возможно, сделают картину более полной. Вот все, чего я хочу, и вот, что заставляет меня садиться за клавиатуру компьютера.

Предложение стать одним из советников президента по кризисным ситуациям (в основном с упором на культурологический их аспект) мне передал мой старый приятель Гленн Осковиц, с которым мы были знакомы еще со времен Колумбийского университета, да и позже как-то не потеряли друг друга из виду. Гленн вполне откровенно объяснил, в чем тут дело. Нынешний президент Америки, на которого некогда возлагали столько надежд – ему даже авансом присудили Нобелевскую премию мира, – несмотря на то что он без особых трудностей отбарабанил два срока, надежд этих совершенно не оправдал. Ожидаемого обновления страны при нем не произошло. Напротив, Америка еще больше увязла в трясине неразрешимых противоречий. Естественно, началась фаза общественного разочарования. А поскольку приближались очередные президентские выборы и поскольку республиканцы явно рассчитывали взять на них реванш за поражения прошлых лет, то решено было освежить состав президентской администрации, ввести в нее несколько ярких медийных фигур, что могло бы поддержать рейтинг демократической партии в глазах избирателей.

Подумав несколько дней, я дал согласие. И на решение мое повлияло вовсе не то, что меня сочли «яркой медийной фигурой», хотя именно в последние годы, после неожиданного успеха моей книги «Власть как источник угроз», меня стали приглашать на различные телешоу, а чисто исследовательские, можно сказать, научные соображения: одно дело писать о природе власти, наблюдая ее как бы со стороны, и совсем другое – увидеть ту же самую власть изнутри, посмотреть на ее шестеренки, пружинки, штифтики, на ее анкеры, на ее скрытые передаточные ремни. Я мог приобрести уникальный опыт, которым не следовало пренебрегать. Пример Платона, дважды изгнанного из Сиракуз, казался мне историческим артефактом. Мы ведь живем совсем в иную эпоху. Современная власть, пусть мучительно, пусть скрипя зубами, но научилась в конце концов ценить профессиональный интеллектуализм, свидетельством чему являются судьбы и Джорджа Кеннана, архитектора холодной войны, и Збигнева Бжезинского, и Генри Киссинджера. К тому же в науке отрицательный результат часто не менее значим, чем положительный. Результат – это всегда результат, не так ли? В общем, в конце сентября, признаюсь, в несколько приподнятом настроении, я в сопровождении Гленна Осковица вступил в Белый дом, и в тот же день президент в Овальном кабинете пожал мне руку, приветствуя нового члена своей команды.