Дни становятся короче. Лав кутается в пледы и снова ищет в Интернете «щенков» и «ботинки». Каждый день в «Аллеи» привозят горы коробок с обувью. Они громоздятся на кухне, в спальне, на нашей террасе. Лав распаковывает их, меряет, но не носит, да и настоящих щенков заводить не спешит.
Она говорит, что это ее любимое время года, когда во все музыкальные подборки для «Кладовки» она обязательно включает песню «Boys of Summer». Я пытаюсь доказать ей, что это полный абсурд, ведь в Калифорнии снега, о котором поет Дон Хенли, не бывает. Она смотрит на меня и говорит, что я, похоже, обгорел. В последнее время я все чаще слышу замечания в свой адрес. Отвечаю, что намазался кремом, да и солнце печет не сильно. Между нами появилось какое-то напряжение, которого еще вчера в помине не было. Неужели вместе с летом кончится и любовь…
– Джо, – говорит Лав, – намажься еще.
– Да всё в порядке.
– Нет! – Она закатывает глаза. – Солнце очень яркое.
– Мне не печет.
Не проходит и часа, как я расплачиваюсь за свою глупость. У меня кружится голова, бросает то в жар, то в холод, кожу саднит. Лав не говорит «я тебя предупреждала», лишь скрещивает руки на груди и надвигает на глаза широкополую шляпу. Я перебираюсь в тень, и она бросает мне вслед, что если б я нанес крем, то не обгорел бы. Но ведь я нанес чертов крем! Просто кто-то легкомысленно оставил тюбик на жаре, и он потерял защитные свойства. Не хочу с ней спорить. Это Лето Любви, и нельзя терять надежду на то, что за ним последует Осень Любви, как бы зловеще это ни звучало. Форти дрыхнет в шезлонге. Моника готовится в доме, будто лежание у бассейна требует какой-то подготовки.
– Осторожнее! – прошу я, когда Лав принимается втирать алоэ в мои покрасневшие плечи.
– Прости, – говорит она и касается легче. – Или лучше сам.
Я забираю у нее крем, хотя сам до спины не достану. Тут что ни делай, настоящий ожог быстро не пройдет, придется терпеть. Ложусь на живот, Лав накрывает меня пледом, целует в затылок и говорит, что ей пора переодеваться.
– Переодеваться?
– Да, я еду на встречу.
– По поводу благотворительности?
Ерошит мне волосы.
– По поводу фильма.
– Вашего с Форти? – спрашиваю я.
Не нравится мне все это.
Не успевает Лав сменить наряд или ответить на мой вопрос, как появляется Майло в футболке с логотипом кафе «Черный пес» в Мартас-Винъярд. Специально, что ли, их выбирает? Ненавижу Новую Англию, где родилась Бек, язвительная и безнадежная, где Эми одурачила меня своими «Шарлоттой и Чарльзом», где Лав потеряла невинность с Майло – непоправимо, неизгладимо и бессмысленно.
– Приболел? – интересуется у меня этот ублюдок, обнимая мою девушку.
– Забыл нанести солнцезащитный крем, – отвечает вместо меня Лав. – Ты рано, Май.
– Прости, – отвечает тот и подмигивает мне: – Алоэ поможет.
Они оба стоят надо мной, и хотя мне безумно больно, я заставляю себя сесть. Кожа словно огнем горит, а это, между прочим, самый большой орган человеческого организма; так недалеко и болевой шок получить.
– Вполне терпимо, – выдавливаю я. – Что случилось, Майло? Где Лорелея?
– Едет в Нью-Йорк, на свадьбу друзей в Хэмптонсе.
Лав легонько поддает ему ногой:
– А ты почему не поехал? У вас вроде все было хорошо.
– И было, и есть! Я собирался. Кто же не хочет погулять в Хэмптонсе?
Я! Я не хочу…
Тут Майло выуживает из кармана бумажку, сложенную треугольником, и протягивает Лав. Она берет ее и смеется:
– Как в детстве! Мы так записочки в школе складывали.
Майло смотрит на нее похотливым взглядом, будто меня и нет. Какого черта он сюда приперся?! Я представляю, как свора бешеных черных псов бросается на него и рвет в клочья.
Лав разворачивает бумажку.
– Боже мой! – шепчет она дрожащими губами, и я в этот момент перестаю для нее существовать.
– Приму это как согласие, – ухмыляется белобрысый урод.
Она бежит к нему босиком и бросается на шею, он кружит ее. А я сижу и смотрю, и даже пошевелиться не могу из-за оглушительной боли. Форти дрыхнет. Я не стану унижаться и просить, чтобы мне объяснили, в чем дело. Наконец Лав хлопает Майло по плечу, и он опускает ее на землю.
Она подбегает ко мне и берет за руки, повторяя без конца:
– Джо, Джо, Джо, Джо!..
А потом приканчивает выстрелом в сердце. Новость омерзительная: Майло получил деньги на съемку фильма по своему сценарию, где главные роли будут исполнять он и Лав.
– Как называется?
– «Щенки и ботинки»!
– А-а… – только и могу выдавить я, потому что нормальных слов у меня не осталось. Значит, все это время она искала не собак и обувь. Нет, конечно, она любит щенков и любит ботинки, однако самодовольного урода с его гребаным кино любит больше. Он – третий двойняшка! Подставил ее первого мужа, чтобы того посадили в тюрьму, утопил второго, затаившись под водой с аквалангом… Точно-точно! Форти просыпается, зевает, тянется за «Вдовой Клико». Майло – злодей, причем, мать его, терпеливый. А Лав – актриса.
– Погоди, я не понял. Ты собираешься играть? – спрашиваю я.
Майло зажигает сигарету и сдвигает свои «вайфареры» на белобрысые кудри.
– Лав – великолепная актриса, – влезает он. – Но она собой не торгует. За деньги ее не купить, понимаешь? «Щенки и ботинки» – наш общий ребенок, наше детище. Он перевернет кинематограф. Это девяносто пять страниц откровенного секса и разговоров. Хоррор без единой капли крови. Панегирик человеческому сердцу. Фильм про чувства, как в старом добром Голливуде. Барри Штайн сравнил его с «Большим разочарованием», только теперь покойник – это мы, все наше общество.
Умопомрачительное дерьмо! Я оглядываюсь на Форти – у наших фильмов хотя бы сюжет есть! – но он даже не смотрит на меня. Он в команде Майло. И очень скоро я понимаю, почему. Ушлый белобрысый урод пригласил его в качестве продюсера, и вот уже они бьют по рукам, и Майло заявляет, что без Форти, без его гениальных идей и прозрений он никогда не написал бы такую проникновенную историю. Я ненавижу всех. Всех! И кожу свою в придачу. Лав заворачивается в пляжное полотенце – будто ей отчего-то вдруг срочно захотелось прикрыться. Она поменялась. Превратилась в жеманную актрису с фальшивой улыбкой и неестественными ужимками.
– Наше славное дитя, – тянет она, как чертова кукла.
Где?! Где моя прежняя милая Лав?
– Где будем снимать? – интересуется Форти, потирая руки.
– В Спрингс. Мы нашли там классный дом.
– Чудненько. – Он кивает, а Лав шепчет с экзальтированным восторгом:
– Неужели это наяву?