– Может, стоило повернуть налево, на Фаунтейн-авеню? – аккуратно интересуюсь я.
Он вздрагивает:
– Я пока не очень хорошо освоил левые повороты.
Ну вот! Еще молоко на губах не обсохло, а туда же – я, я, я! Эпидемия какая-то. Не отвечаю. Пошло все к черту! Главное – пробраться внутрь, а на остальное насрать. Хотя клуб, конечно, закрытый, иногда там проходят всякие мероприятия, на которые есть шанс просочиться человеку с улицы. Как сегодня, например, – пробы в независимое кино. Объявление было дурацкое (я бы так никогда не написал):
«Ты прекрасна и уродлива. Ты – жизнь, и ты – смерть. Ты – центр и окраины. Ты – парадокс. Ты – мать и дитя, ты – воссоединение. Ты – ТАРА.
Любители/профессионалы.
Блондинки. Портфолио с собой».
Таксист наконец включает поворотник, выкручивает руль, и мы на месте. Неужели сейчас я увижу Эми? А вдруг она клеит какого-нибудь мерзкого толстосума в баре (от этой мысли прихватывает живот) или готовится к пробам? Только роли ей не видать. Какие из нее «мать и дитя»?!
Вылезаю из машины и, не снимая солнечных очков, уверенно прохожу через первого охранника; тот даже глазом не ведет. Захожу в лифт. Фу-у-у, сделано! Следом за мной забегают три стройные смешливые блондинки. Они – мой пропускной билет, поэтому я улыбаюсь.
– С добрым утром, дамы.
– Вы актер? – тут же откликается, не моргая, самая высокая.
– Нет, я агент.
Они расплываются в улыбках. В почти закрывшиеся двери заскакивают еще двое. Настоящие агенты. Самоуверенные, громкие недоумки.
– Я послал его на хрен!
– Ты послал его на хрен.
– Закончил все на хрен.
– Задушил в зародыше.
– В сперматозоиде, – поправляет тот, что главнее. На нем солнечные очки. Он кивает: – Дамы.
Девицы вовсю хихикают. Дылда, которая говорила со мной, спрашивает:
– Вы тоже агенты?
– Не сейчас, детка, – фыркает он и, не стесняясь, осматривает дылду с головы до ног, поворачивается ко мне и так же бесстыдно окидывает взглядом, потом отворачивается. – Если этот парень обещает сделать тебя знаменитой – не верь. С такими-то ботинками…
На его счастье, двери открываются, и перед нами очередной блокпост – стойка, а за ней швейцар с маленькими глазками. Двоих наглых ублюдков он узнает сразу и почтительно их приветствует.
– Эй, Пако, – свистит главный говнюк, – нашлись мои солнечные очки?
Бедняга за стойкой аж вздрагивает, тут же вешает телефон и принимается подобострастно извиняться за то, что очки так не нашли. И что не нашли людей, которые сумели бы найти. Извиняется за то, что говорил по телефону, за то, что ступеньки скользкие, за то, что задерживает таких важных гостей, за то, что очки не нашли. Ублюдки, не дослушав, удаляются наверх по мраморным ступеням. Белобрысые шалавы смотрят им вслед. Бедняга наконец успокаивается и спрашивает у них:
– Есть членство в клубе?
– Нет, – дылда мотает головой, – но у нас есть пароль для проб. Для кино.
Швейцар вздыхает:
– Ну?
– Энистон.
Он кивает и просит девиц воспользоваться лифтом, затем поворачивается ко мне:
– Вы гость?
– Я – жертва. Моя девушка помешалась на идее стать актрисой. Сбежала сегодня сюда на пробы, а меня даже не позвала поболеть.
Смеется:
– Тогда тебе наверх, в большой зал.
– Ничего, если я сначала зайду в бар выпить?
Кивает:
– Скажи, что Рикардо разрешил. Я ведь тоже помешанный. Альт, танцор, герой-любовник.
Смеемся вместе. Приятно чувствовать себя своим, особенно при свидетелях: двери лифта открываются, приехали новые гости. Я направляюсь к мраморным ступеням.
На втором этаже в удобных креслах, не забывая втягивать животы, отдыхают высокие, красивые, стройные люди. С террасы открывается восхитительный панорамный вид на город (отсюда, с высоты, он не кажется таким мерзким, как снизу). Повсюду изящные, аккуратные диванчики, в которых сидят изящные, аккуратные люди. На книжных полках чудесные старые романы.
Это верный след, я чую. Впрочем, Эми пока нигде не видно: она не потягивает мохито в баре, не ковыряет десерт на террасе, не любуется цветами. Возвращаюсь в коридор с шеренгой дверей. Пробую открыть первую – она подается. Внутри темно, только светится экран, перед которым сидит девушка. Ее еле видно из-за мягкого кресла, кашемирового пледа и больших наушников.
– Привет, – говорю я, но она не слышит.
Она крупнее Бек, однако меньше Эми (я готов разнести на куски свой мозг за то, что всех девушек он сравнивает с этими двумя стервами). Повторяю еще раз, громче. Привет! Не отвечает. Делаю шаг вперед. И понимаю, что девушка смотрит пробы. Она тут главная.
– Привет!
Опять ничего. Подхожу еще ближе и вижу загорелые ноги, босые, голые, тесно переплетенные. Вижу волосы, похожие на сахарную вату. Сердце начинает биться чаще. Я ее знаю. Это та карамельная девушка из «Ла Пубелль», которая забрала мою воду.
Искал Эми, а нашел мечту. Судьба!.. Дотрагиваюсь до ее плеча, она оборачивается и вздрагивает. Было одно давнее исследование, которое выводило зависимость динамики отношений от первого впечатления. У нас с ней все началось с испуга. Мимолетного. Потому что через секунду она уже смеется. И жестом предлагает сесть рядом. Я слушаюсь.
Ногти на ногах и руках у нее покрыты матовым белым лаком, как корпус «Айфона» (Эми никогда не красила), волосы собраны в высокий пучок на макушке, как у балерины. Она подвигается, и плед с ее коленей сползает на пол. Кожа у нее медовая, мягкая (нежнее, чем у Бек), мышцы подтянутые (рельефнее, чем у Эми). Девица на экране заканчивает читать отрывок, моя карамельная мечта подвигает к себе блокнот с желтыми страницами и пишет:
«?»
Протягивает мне ручку, я подвигаюсь ближе. Пока не было первого секса, каждое движение накачано эротизмом, пронизано напряжением. Все мое тело – один сплошной член. Беру ручку. Наши пальцы не соприкасаются. Еще не время…
Пишу: «Ищу кое-кого».
И возвращаю ручку. Опять не касаясь.
«Кого?»
В ушах у нее блестят крупные бриллианты. Беру ручку, мимолетно касаясь ее пальцев.
«Так будет нечестно. Она проходит пробы».
В дверь вваливается охранник. Она, не оборачиваясь, жестом отсылает его прочь. Вот так просто. Спасает меня. Сразу видно, кто тут главный.
«Я должна тебе воду ☺»
Значит, она меня помнит.
Пишу: «Ла Пубелль».
Отвечает: «Да».
Я: «Да».