Без своего мнения - читать онлайн книгу. Автор: Франклин Фоер cтр.№ 28

Консолидация медиа имела еще одну причину: ослабление хватки регулятора. У власти, которую семья Грэм теоретически могла сосредоточить в своих руках, существовал предел – по крайней мере, до времени правления Джорджа Буша-младшего. Прежде чем республиканцы поменяли правила игры, Федеральная комиссия по связи запрещала владельцу газеты приобретать телекомпанию, работающую на том же рынке, и наоборот. Такова была основная идея федеральной политики: если слияние сокращало количество газет, журналов, телевизионных программ и т. п., пусть ненамного, первым побуждением было заблокировать сделку. Представители регулятора и судьи тогда на все лады повторяли фразу «разнообразие голосов». Верховный суд считал Первую поправку достаточным основанием, чтобы не давать медийным компаниям (особенно в области радио- и телевещания) превращаться в монополии. Как сказал судья Байрон Уайт в 1969 году: «Права зрителей и слушателей важнее прав телевидения и радио». Ради защиты этих прав государство заставило Руперта Мердока продать газету Boston Herald в 1994 году, прежде чем позволить ему выкупить обратно местную дочернюю компанию Fox. Оно же запретило сопернику Грэма, Джо Оллбриттону, владеть Washington Star и местным телевизионным каналом одновременно.

Мы не станем делать вид, будто эти правила были нерушимыми. В них существовало множество лазеек, благодаря которым Tribune Company доминировала в Чикаго. Нет сомнения, однако, в том, что правительство заставляло предпринимателей основательно взвешивать все «за» и «против», прежде чем бросать средства на строительство очередной медиаимперии. В поле зрения государства находились даже респектабельные книжные издательства. Когда в 1960 году Random House купило Alfred A. Knopf, министр юстиции в администрации Дуайта Эйзенхауэра Уильям Роджерс был достаточно обеспокоен, чтобы его аппарат стал наводить справки о возможных последствиях такой сделки. (Он предоставил событиям идти своим чередом, когда понял, что вновь создаваемое предприятие будет контролировать менее 1 % рынка.) Когда Time-Life, этот синий кит издательской отрасли, решил заглотить Random House несколько лет спустя, то в конце концов отказался от сделки после того, как министерство юстиции вполне ясно выразило свое недовольство.

Однако на стыке столетий все эти препятствия исчезли. Какая бы партия ни занимала Белый дом, она больше не беспокоилась о крупных медиакорпорациях. И как раз когда регулятор убрал свои когти, технологический прогресс открыл дорогу новому поколению гигантов, не похожему ни на что, доселе виденное человечеством: радиоволны не имели ничего общего с почтой, которая, в свою очередь, никак не зависела от киностудий.

В 90-е это явление называлось конвергенцией и справедливо считалось золотой жилой.

Чтобы воспользоваться этой возможностью, требовались иной стиль мышления и другая корпоративная структура. Крупные конгломераты никогда не могли создать осмысленное целое из входящих в их состав издательств, журналов и киностудий. Вот почему монстр типа Time Warner выглядел внушительно, но добиться доминирования, как того боялись конкуренты и надеялись инвесторы, не мог. В лучшем случае такой конгломерат представлял собой набор могучих и богатых вассальных княжеств, подчинявшихся головной конторе на Манхэттене. Иногда они даже занимали офисы в одном небоскребе. Обещанная синергия оказалась красивым лозунгом, не более того.

Технологии позволили Amazon и Google добиться успеха там, где компании предыдущего поколения не справились. Новые хищники по природе своей настроены на работу с разнотипными медиа, плотно интегрированными в единый целостный бизнес. Книги, телевидение, газеты – все это находится в одном клике мышью от домашней страницы, не дальше. Amazon не просто производит телевизионные шоу и издает книги, она – основной канал распространения любой другой медиакомпании, если та предполагает выйти на широкую аудиторию; Amazon производит конечные устройства, которые ни одно успешное издательство не может позволить себе игнорировать, а среди киностудий таких смельчаков найдутся в лучшем случае единицы. Amazon хочет, чтобы весь наш опыт потребления медиа – изображения, звука, текста – был сосредоточен на одной-единственной площадке, её собственной.

Прежние стражи не всегда были достойны уважения, но их по крайней мере было много. И это их разнообразие было основой демократии. С точки зрения Amazon, должны остаться всего одни ворота. Пока что Джефф Безос пропускает всех без разбора, но будущее издательской отрасли отдано на милость одной-единственной компании. Даже будь она благонамеренным монополистом, такое положение вещей иначе как пугающим назвать нельзя.

Алгоритм – проблема, с которой демократия раньше не сталкивалась. Технологические компании хвастаются, нисколько не стесняясь, что могут навязывать пользователям похвальное поведение: заставлять их переходить по ссылкам, покупать, даже голосовать. Это очень сильная и результативная тактика, поскольку мы не видим руки, направляющей нас. Мы не знаем, каким образом была структурирована информация, стимулирующая нас. Компании Кремниевой долины могут декларировать создание более прозрачного мира сколько угодно: все эти идеалы заканчиваются на пороге офиса.

В любой другой отрасли эта секретность не имела бы большого значения. Но монополии, чей товар – знание, обладают особой властью в демократическом обществе. От них не просто зависит судьба той или иной книги, они могут влиять на судьбу республики в целом. Решая, каким образом упорядочить и подать нам информацию, они в действительности определяют, каким будет наше мнение о злободневных событиях и о действующих политиках. Даже твердые сторонники свободного рынка не могут смотреть спокойно на сосредоточение власти в руках компаний, контролирующих движение слов и идей, потому что обладавшие такой властью всегда ею отчаянно злоупотребляли, как в далеком, так и в не столь далеком прошлом.

До Интернета был телеграф, или, как одна книга назвала его: «Интернет викторианской эпохи». Сейчас трудно представить себе, что долгое время он был владыкой умов. В отличие от радио или традиционной почты, других якобы отошедших в прошлое форм связи, телеграф был объявлен окончательно и бесповоротно умершим и отправлен на кладбище технологий. В телеграфе не было ничего особенного, ни очарования, ни насущной необходимости – ничего такого, что помогло бы ему пережить перемены или хотя бы вести чисто декоративное существование, напоминая о минувшей эпохе. Последняя телеграмма была отправлена в 2006 году без всяких церемоний.

Незаметная тихая его кончина не должна тем не менее затмить его великолепную жизнь. Телеграф был первым электронным средством связи. Он передавал информацию мгновенно, сначала через страны и континенты, а потом и через океаны. Когда он появился, его скорость и способность покрывать большие расстояния вызвали настоящий экстаз, очень похожий на тот, которым сопровождалось появление Всемирной паутины. Мыслители середины XIX в. приписывали телеграфу сокращение времени и пространства, по сути – превращение огромных пространств в один большой город. Знаменитая телеграмма Самюэля Морзе, посланная из Вашингтона в Балтимор в 1844 году, словно говорила от лица нового изобретения: «Вот что творит Бог» ^[62].