Пункт назначения: Счастье - читать онлайн книгу. Автор: Йоханн Хари cтр.№ 58

Никто никогда не сомневался, что проказа – болезнь, но прокаженные преследовались на протяжении тысячелетий.

Я никогда не думал об этом раньше, и меня это словно ударило. Неужели, если называть что-то болезнью, это уменьшит издевательства по отношению к людям? Потом я обнаружил, что в 1997 году исследовательская группа из Университета Обурн в Алабаме занималась именно этим вопросом. Руководитель группы профессор Шейла Мехта, у которой я позже брал интервью, начала эксперимент. Она хотела выяснить: если говорить о чем-то как о болезни, станут ли окружающие добрее или жестче по отношению к страдающим.

Людей, принимающих участие в эксперименте, заводили в комнату. Там им объясняли, что они пройдут тест для выяснения, как люди принимают новую информацию. Потом их просили подождать, пока все приготовят. Участники ждали, а человек рядом с ними начинал разговор.

Люди не знали, что человек, болтающий с ними, был актером. Невзначай он упоминал, что страдает психическим заболеванием, а потом говорил одну из двух вещей. Он мог сказать, что его заболевание, как любое другое, является результатом того, что биохимия не работает так, как надо. Или он говорил, что оно возникло в результате событий в жизни – например, трудного детства.

Потом участники шли в другую комнату, и им говорили, что тест начинается.

Далее их учили нажимать на кнопки сложной модели. Затем они должны были научить делать то же самое другого человека из эксперимента. Участники не знали, что и он актер. Им говорили, что в ходе эксперимента хотят выяснить, как люди обучаются этим операциям. В этом и была ловушка. Когда человек не справлялся с правильным нажатием кнопок, обучающему следовало стукнуть по большой красной кнопке. Это вызывало электрический удар по человеку. Удар не покалечит и не убьет его, но причинит боль.

Если актер делал все неверно, участники подключали серию ударов. В действительности он только притворялся, что его ударяет током. Но люди не знали об этом. Люди знали только то, что причиняют ему боль.

Шейла и другие экспериментаторы хотели узнать ^[252], будет ли разница в количестве и силе атак на актера в зависимости от причины его депрессии.

Оказалось, что люди скорее причиняли боль тому, чье психическое заболевание является биохимическим следствием, чем тому, кто приобрел его в результате жизненных событий. Понимание, что депрессия является заболеванием, никак не уменьшало враждебности. В действительности оно только ее усиливало.

Этот эксперимент, как и многие, о которых я узнал, на что-то нам указывает. Долгое время нам говорили, что существует только два варианта того, как нам стоит относиться к депрессии. Либо это моральное падение – признак слабости, либо это заболевание мозга. Ни один из них не способствовал успешному лечению или прекращению жестокого обращения. Все, о чем я узнал, предлагало третий вариант: рассматривать депрессию в значительной степени как реакцию на то, как мы живем.

По словам Марка, этот способ лучше. Потому что если это врожденное биологическое заболевание, то самое большее, на что человек может надеяться от других людей, – это сочувствие. То есть он, со своим отличием, заслуживает их великодушной доброты. Но если это реакция на то, как мы живем, можно получить нечто более богатое – эмпатию. Потому что это может случиться с любым из нас. Это не какая-то инопланетная штука. Это универсальный человеческий источник уязвимости.

Доказательство подтверждает, что Марк прав. Такой взгляд делает людей менее жестокими к себе и другим.

Странно то, что все узнанное мной ни для кого не должно было быть спорным или новым. Как я уже писал, психиатров на протяжении десятилетий обучали так называемой биопсихосоциальной модели ^[253]. Им рассказывали, что депрессия и тревога имеют три вида причин ^[254]: биологическую, психологическую и социальную. Почти никому из всех, кого я знаю с депрессией и тяжелой формой тревоги, врачи не рассказывали об этом. Большинству не было предложено никакой помощи, кроме лекарств, подправляющих химию мозга.

Я хотел понять почему. Для этого я поехал в Монреаль, чтобы встретиться с Лоуренсом Кирмайером, заведующим кафедрой социальной психиатрии при Университете Макгилла. Я читал, что он является самым просвещенным человеком по этим вопросам.

– В психиатрии все изменилось ^[255], – сказал он. Затем он объяснил мне еще две важные причины, почему нам рассказывают только истории о нашем мозге и наших генах. – Психиатрия претерпела настоящее сужение из этого биопсихосоциального подхода. Пока некоторые люди по-прежнему признают его только на словах, основная психиатрия стала очень биологической. – Он нахмурился. – Это очень проблематично. Мы закончили с «сильно упрощенной картиной» депрессии, которая не смотрит на социальные факторы… Но, на мой взгляд, на более глубоком уровне психиатрия не смотрит на основные человеческие процессы.