Уроки истории - читать онлайн книгу. Автор: Уилл Дюрант, Ариэль Дюрант cтр.№ 19

Словом, большинство государств в истории были олигархическими, то есть такими, которыми управляло меньшинство, — по праву рождения (в условиях аристократии), принадлежности к религиозной организации (при теократии), по благосостоянию (при демократии). Как заметил еще Руссо, правление большинства совершенно неестественно, так как оно редко умеет действовать согласованно и конкретно, в то время как у меньшинства это получается очень хорошо. Если практически все возможности принадлежат меньшинству, то власть такого меньшинства над большинством попросту неизбежна, а с нею — и накопление богатств. Большинство не умеет ничего лучше, чем периодически сбрасывать с трона одно меньшинство и возводить другое. С точки зрения аристократии (как формы правления) принцип избрания меньшинства по праву рождения является наиболее разумной альтернативой имущественному, религиозному или же насильственному цензу. Она освобождает некоторых избранных от утомительного экономического выживания, последовательно образовывая, подготавливая и постепенно подводя их к решению важных государственных задач; ни семья, ни школа подобной подготовки обеспечить не в состоянии. К тому же аристократия — не только «теплица», взращивающая государственных мужей, но и кладезь культуры, высоких этических принципов, воспитания, вкуса и так далее. Таким образом, аристократия служит упрочению и стабильности общества, помогая ему не поддаваться мимолетным настроениям, панике, неврозам, — словом, всему, что способствует падению нравов. Далеко за примером идти не нужно: взгляните на нравы, манеры, вкусы и искусство после Французской революции.

Аристократы вдохновляли, поддерживали и влияли на искусство, однако сами редко его создавали. Аристократ часто склонен смотреть на художника как на труженика, предпочитая искусство жизни жизни в искусстве. Немногие аристократы согласились бы настолько сузить свой прекрасный мир, добровольно отправившись на изнурительную «каторгу», которая зачастую и является ценой гениальности. Писатели среди аристократов также редки, поскольку сочинять ради публикации для них сродни эксгибиционизму и торговле. В результате аристократам стал присущ беззаботный и дилетантский гедонизм, они пребывали в пожизненном отпуске, в котором привилегии использовались в полной мере, а обязанности часто игнорировались. Неудивительно, что множество аристократических государств бесславно канули в Лету! Ведь «Государство — это Я» и «После нас хоть потоп!» ^[123] разделяют каких-то три поколения!

Словом, все идеи служения ничуть не помогли, когда аристократия монополизировала привилегии и власть, закабалила и эксплуатировала народ (что вопиющим образом препятствовало развитию государства), а ведь это оправдывалось необходимостью следовать заветам предков. Черта была пройдена, и подобное расточительство людских и прочих ресурсов ради чьей-то победы в династических и территориальных противостояниях долго продолжаться не могло. Проигравшие стороны, скооперировавшись, нанесли ответный удар. Сформировавшийся обеспеченный класс совместно с бедными и угнетенными восстал против обструкции и стагнации, и гильотины тысячекратно обрушились на шеи прежней аристократии. Настал черед демократии испытать свои слабости на поприще управления.

Оправдывает ли история революции? Вопрос старый; можно вспомнить яростный разрыв с католической церковью Лютера и призывы Эразма Роттердамского, уповавшего на терпение и системные преобразования, или грандиозный спор приветствовавшего Французскую революцию Чарльза Фокса и наотрез отказавшегося принимать власть толпы консерватора Эдмунда Бёрка. Порой истощенная и закоснелая система словно сама бросает себя на вилы кровавого переворота, как произошло в России в 1917 г. Однако в большинстве случаев достижения революции, скорее всего, пришли бы и без нее путем последовательного экономического развития всей системы. Америка, по-видимому, обрела бы доминирующие позиции в англоязычном мире в любом случае, даже если бы и не случилось никаких революций. Французская революция в итоге попросту заменила землевладельческую аристократию на преуспевающих дельцов и торговцев; в XIX столетии тот же самый процесс без всякой революционной составляющей происходил в Англии. Резкий разрыв с прошлым чреват безумием и паникой, подобно тому как серьезной ране или ушибу сопутствует болевой шок. Как душевное здоровье человека опирается на непрерывность его памяти, так и духовное здоровье народа опирается на непрерывность традиций; когда одно из звеньев цепи обрывается, возникает невротическая реакция, наподобие сентябрьских расправ в Париже в 1792 г. ^[124]

Поскольку благосостояние представляет собой порядок и процедуру производства и обмена, а не накопление товаров (зачастую скоротечное), а также некий кредит доверия к людям и институтам, а не к исконной стоимости бумажных денег или чеков, кровавые революции не столько перераспределяют богатство, сколько уничтожают его. Конечно, в результате переворота вполне может произойти и передел земельных владений, однако природное неравенство вскоре вновь возьмет верх и воссоздаст неравенство собственности и привилегий, воздвигая на пьедестал новое меньшинство, обладающее ровно теми же инстинктами, что и прежнее. Единственная реальная революция — это просвещение разума и духа, единственная реальная эмансипация — осознание собственной внутренней свободы и обуздание ее, единственные реальные революционеры — философы и святые.

Демократия — в строгом смысле — существует совсем недолго, едва ли со времен Французской революции. К примеру, в Америке право голоса для взрослого мужского населения было введено еще Эндрю Джексоном ^[125] как всеобщее избирательное право для взрослого населения — демократия появилась уже на нашем веку. В древней Аттике из общего населения в 315 тысяч человек 115 тысяч были рабами и лишь 43 тысячи — гражданами с правом голоса ^[126]. Женщины, практически все ремесленники и торговцы, а также все чужестранцы были лишены права участвовать в политической жизни полиса. Гражданское же меньшинство, в свою очередь, состояло из двух сословий: олигархического — преимущественно зажиточных землевладельцев и богатых горожан и демократического — граждан, владевших небольшими земельными наделами или малым бизнесом, а также наемных работников, не утративших гражданства. В правление Перикла (461–429 гг. до н. э.) среди афинских граждан преобладало аристократическое сословие, что способствовало расцвету литературы, театра, живописи и прочих искусств. После его смерти и последующего упадка аристократии в результате поражения Афин в Пелопоннесской войне (431–404 гг. до н. э.) к власти пришел демос — граждане более низких сословий, что вызывало брезгливое отвращение у Сократа и Платона. Начиная с реформ Солона и вплоть до окончательного покорения Греции Римом (146 г. до н. э.) противостояние олигархии и демократии сопровождалось разоблачительными сочинениями и пьесами, пламенными речами ораторов, изгнаниями, жестокими убийствами и гражданскими войнами. На Керкире (современный Корфу), к примеру, находившиеся у власти олигархи в 427 г. до н. э. учинили кровавую расправу над шестьюдесятью лидерами народной партии; затем произошел переворот, демократы судили и казнили около пятидесяти олигархов и уморили голодом несколько сотен арестованных аристократов. Описываемые Фукидидом события весьма напоминают парижские события 1792–1793 гг.