Никто не удивился успехам нацистов на выборах 5 марта. Твиди выслушал результаты по радио в забитом людьми вестибюле отеля: «Не было ни возбуждения, ни аплодисментов. Гитлер победил, и дело с концом». Однако Твиди не ожидал, что перемены в стране начнутся так быстро: «Выборы полностью изменили Германию изнутри и снаружи. Это была совершенно другая страна, не та, в которую мы приехали месяц назад. Нацисты переплюнули всех фашистов». Спустя два дня друзья уехали из Берлина, радуясь, что избежали беспорядков после выборов.
Точно так же, как и другие иностранцы, Твиди был сбит с толку. Ему многое не нравилось в нацистском режиме, но, может быть, он относился к сторонникам Гитлера слишком критично? Действительно, иногда он впадает в «истеричное безумие», но ведь все великие деяния совершали эксцентрики. На протяжении нескольких последующих недель Твиди беседовал с огромным количеством людей самых разных социальных слоев и профессий. Многие немцы были враждебно настроены к Гитлеру, многих, наоборот, вдохновляла его новая «вера», «живая, многообещающая и непоколебимая. Она ломала социальные барьеры, побуждала к действию и предлагала людям красивые зрелища». По сути, речь шла о новой религии.
Так как здание Рейхстага сгорело, 21 марта
[265] парламент собрался в Потсдамской гарнизонной церкви, где был захоронен Фридрих Великий. На первом заседании присутствовало много иностранных дипломатов. «Нас разместили на галерее напротив кресла президента, – писала леди Рамболд, – откуда мы прекрасно видели и слышали. Должна отметить, что организация была идеальной, никакой суеты, все в соответствии с временным регламентом». За пустым креслом императора сидел крон-принц, а в галерее выше разместились старые генералы и адмиралы – «ряды серых мундиров с наградами». В церкви собралось много штурмовиков СА в коричневых рубашках. Леди Рамболд писала, что «Гитлер в тот день был очень похож на Чарли Чаплина [картина «Великий диктатор» появилась только в 1940 г.]. Он сидел на краешке кресла, маленький и жалкий в своем черном фраке»
[266]
[267]. В тот вечер состоялось очередное массовое факельное шествие, из-за которого посол с женой чуть не опоздали в оперу на «Нюрнбергских мейстерзингеров».
К тому времени Твиди и Туркан доехали до «милейшего средневекового городка» Йены. Они остановились в гостинице («очень похожей на «Красного льва» в Кембридже»), в которой собрались сторонники нацистов, чтобы отметить открытие сессии Рейхстага: «Люди веселились. Все накачивались пивом. На лицах пожилых женщин было мечтательное выражение. Они вспоминали старые добрые времена, которые теперь могут вернуться. Много студентов, семьи в полном составе и даже одна девушка, одетая в подобие нацисткой униформы. Было ужасно шумно, но очень весело. Царила дружеская атмосфера».
Через два дня, 24 марта, Гинденбург подписал «Закон о чрезвычайных полномочиях», предоставлявший полный карт-бланш диктатору. С этого дня Рейхстаг фактически был упразднен, и последняя искра демократии погасла.
* * *
После выборов наступила неожиданно теплая погода. «Гитлеровская погода», – отметила жена швейцара дома, в котором жил Ишервуд. Все улицы Берлина были украшены флагами со свастиками. Ишервуд писал, что стало опасно не вывешивать на дома такие флаги. Было опасно также не уступать дорогу нацистам в форме или отказываться сделать пожертвование, за которым нацисты приходили в кинозалы и рестораны, гремя своими банками для сбора денег. Невозможно было спрятаться от речей Гитлера и Геббельса, которые передавали по установленным в городе громкоговорителям – Deutschland erwacht [Проснись, Германия].
Вскоре начали исчезать гей-бары. Молодые люди поумнее ушли в подполье, а «наиболее глупые бегали по городу, восторгаясь тем, как выглядят штурмовики в своих униформах»
[268]. Всем
[269] было известно о нетрадиционной сексуальной ориентации главы СА Эрнста Рема, поэтому наиболее оптимистично настроенные гомосексуалисты решили, что их время пришло. Но в течение нескольких недель сотни геев были убиты или арестованы («для их собственной безопасности»). Гомосексуалистов стали отправлять в концентрационный лагерь в Дахау.
Еще в более критическом положении находились евреи. Утром 1 апреля штурмовики по всей Германии заняли позиции перед входами в магазины, которыми владели евреи, не пуская в них покупателей. Штурмовики держали плакаты с надписью «Проснись, Германия…» За день до этого Твиди заправлял свою машину недалеко от Лейпцига и увидел, что к соседней бензоколонке подъехал грузовик, забитый домашним скарбом. Твиди разговорился с водителем грузовика. Оказалось, что тот вместе со своей женой отправлялся в Швейцарию. Это были «евреи в бегах». Раньше супружеская пара владела магазином, однако после нескольких месяцев запугиваний муж и жена решили с убытком продать его и покинуть страну. История этих евреев показалась тогда Твиди «странной, но красноречивой». Он не знал, что вскоре подобные истории будут происходить повсеместно.
К тому времени корреспондент уже достаточно долго пробыл в Германии, чтобы понять, что в этой стране «песенка евреев спета». Прослушав по радио подробное описание бойкота еврейских магазинов, он подумал: «Это один из тех немногих моментов, когда я жалею евреев». В общей сложности Твиди провел в Германии менее месяца, но понял все, что происходило в стране, настолько хорошо, что перед пересечением границы и предоставлением своих вещей для досмотра вымарал все фамилии людей, упомянутых в его дневнике.
Твиди уехал из Германии и не увидел, как дальше развивалась кампания бойкота еврейских магазинов. А вот леди Рамболд с ужасом наблюдала за происходящим. «Удивительно жестоко со стороны гуннов», – писала она матери
[270]. Витрины магазинов на одной из крупнейших торговых улиц Берлина Курфюрстендамм были заклеены ярко-желтыми плакатами с карикатурным изображением семитского носа. Плакаты сообщали, что магазином владеют евреи. Некоторые проживавшие в городе иностранцы из протеста продолжали ходить в еврейские магазины, в которых не было покупателей. Лилиан Моурэр делала покупки в торговом доме «Kaufhaus des Westens», а Ишервуд в магазине «Israel’s». У входа в магазин писатель заметил мальчика из «Уютного уголка». Он был одет в коричневую рубашку штурмовика. Немцы, вне зависимости от их прежних политических взглядов, переходили на сторону нацистов, чтобы просто выжить.