Меланхолия сопротивления - читать онлайн книгу. Автор: Ласло Краснахоркаи cтр.№ 74

Он не мог объяснить себе, что могло привести ее ночью на улицу – именно эту женщину, которая, в отличие от него, была явно осведомлена о том, что там творится, и к тому же он был уверен – хотя и не знал ее близко, – что, подобно другим дамам в городе, она не имела обыкновения покидать дом с наступлением темноты; столь же неправдоподобной казалась ему и другая версия, а именно что на нее напали дома, ибо нельзя было объяснить, зачем ее вытащили потом на улицу.

Все это было слишком туманным и слишком загадочным, но тем более ясной и само собой разумеющейся ему казалась связь между матерью и ее сыном.

Не было ничего, что оправдывало бы эту уверенность, но он и не думал, что его предчувствие нуждается в каких бы то ни было оправданиях, он прислушивался к интуиции, против которой был бессилен, она не позволила ему отступить назад: попытка освободиться от сводившей с ума неопределенности, к его изумлению, увенчалась успехом, взвешивание шансов, всех «за» и «против» привело к уничтожению каких-либо шансов вообще.

Он больше не верил в благополучный исход, и на последних метрах пути, уже не теша себя никакими иллюзиями, без истерики, с глубочайшей апатией приготовился принять то, что его ожидает; когда конвоир снова крикнул: «Направо!» – он, сломленный, с кротостью на лице, вошел в городскую Управу; у лестницы к ним присоединился еще один вооруженный охранник, его провели наверх, и там, в окружении обывателей и солдат, он должен был дожидаться у входа в какое-то помещение; его сопровождающий исчез за дверью и, вскоре вернувшись, провел Эстера в просторный зал, где его усадили рядом с четырьмя другими штатскими.

После того как его конвоир, сочтя свою миссию выполненной, удалился, Эстер покорно расположился на указанном ему стуле и даже не смог поднять головы, чтобы осмотреться, потому что опять почувствовал ту же дурноту, что накануне, – возможно, с мороза ему показалось, что в помещении слишком жарко, хотя в действительности воздух был еле теплым, а возможно, то была реакция организма, измученного пешим маршем и теперь – именно таким образом – заявившего о своем протесте.

Лишь минуты спустя слабость и головокружение стали медленно отступать, ему удалось собраться с силами, и тут – достаточно было нескольких взглядов – он обнаружил: его привели не туда, куда следовало, его ожидает не то, на что он рассчитывал, и все терзания и мучительные раздумья, отчаяние и надежды оказались напрасными или, во всяком случае, преждевременными, ибо он не в тюрьме и не в морге, и он не найдет здесь ответа на свой вопрос; никакого смысла в дальнейших разговорах он не видел, как и в том, чтобы здесь находиться, ведь Валушки – оглянулся Эстер по сторонам – здесь нет, ни живого, ни мертвого.

Напротив него, на противоположной стороне зала, большие, выходящие на улицу окна были завешены тяжелыми шторами, утопающее в полумраке помещение примерно на уровне входной двери, казалось, было разделено невидимой линией на две равные части: на той половине, где вместе с четырьмя другими гражданскими у стены сидел Эстер, ближе к ее середине, в телогрейке и грубых башмаках, стоял человек с разбитым лицом, перед ним, заложив руки за спину, – молодой военный (офицер, насколько по знакам различия смог определить Эстер), а за ними, в дальнем углу, он с изумлением обнаружил… собственную жену, которая, явно не обращая внимания на происходящее, напряженно вглядывалась в другую, как бы отдельную, половину зала, где в сумраке – во всяком случае, отсюда и с первого взгляда – невозможно было различить ничего, кроме кресла, повернутого к ним высокой, пышно украшенной резьбой деревянной спинкой, в котором, насколько он помнил, всегда напыщенно восседал городской голова.

Там, где сидели они, слева от Эстера, в непосредственной близости от него, со свистом дышал ошеломляющей тучности человек, который, словно бы для того, чтобы еще больше затруднить себе дыхание, время от времени пыхал душистой сигарой, затем, в сопровождении дикого кашля, оглядывался по сторонам в поисках чего-нибудь вроде пепельницы и, не найдя таковой, в очередной раз стряхивал пепел на ковер; трое других, что сидели справа, взволнованно ерзали на стульях, а когда Эстер, узнав их, тихо поздоровался, они ответили сдержанными кивками и – как будто вовсе не они еще вчера чуть ли не со слезами прощались с Эстером перед Джентльменским клубом Чулочно-носочной фабрики – холодно отвернулись; бегая глазами между госпожой Эстер, офицером и неясным пятном на другой половине зала, они продолжали следить за происходящим, время от времени шепотом обсуждая, кому из них начать, когда «господин лейтенант, – как выразился Волент, – собьет гонор с этого закоренелого негодяя» и наконец предоставит слово им.

О том, что означали эти слова, догадаться было нетрудно, ибо, хотя горькая уверенность в судьбе Валушки и убила в Эстере всякое любопытство, он тоже следил за тем, что происходило посередине их половины зала между мужчиной с разбитым лицом и ничуть не скрывавшим ярости молодым офицеришкой, и достаточно быстро понял, что явную неприязнь трех господ и правда вызывал «гонор» человека в ватнике и, судя по неукротимости этого «гонора», допрос (а это был именно он, хотя и напоминал скорее дуэль) едва ли мог быстро кончиться ко всеобщему удовлетворению участников.

«Господин лейтенант», вынужденный прерваться из-за появления Эстера, держал паузу приблизительно до того момента, когда вновь прибывший, справившись с головокружением, тоже повернулся в их сторону, и все это время, вплотную приблизив к допрашиваемому перекошенное бессильной злобой лицо, молча буравил его глазами, словно хотел не просто принудить упорствующего противника к капитуляции, но испепелить его своим неподвижным сверкающим взглядом.

Однако тот даже не дрогнул, такими приемами его было не сломить, он выдерживал взгляд офицера с каким-то упрямым насмешливым выражением на разбитом лице, а когда лейтенант, потеряв терпение, отвернулся, то и на это он отреагировал только беглой ухмылкой, дав понять, что ему глубоко наплевать, что будет делать с ним этот молодой вояка, сверкающий побрякушками на груди и испепеляющими «стальными» глазами: смирится ли он наконец со своим фиаско или опять (судя по следам на лице, уже не впервые, подумал Эстер) вернет его в руки тех, кому, несмотря на побои, не удалось уломать, то есть заставить дать показания, «эту упрямую, – неожиданно вторгся в сознание Эстера голос господина Волента, – бессловесную тварь».

Офицер, сорвавшись, подскочил к пленному и заорал: «Ты долго еще будешь молчать, негодяй?!» – на что тот прорычал в ответ: «Я сказал, что согласен поговорить.

Если дадите потом заряженный пистолет и на пять минут предоставите мне пустую комнату», – и дернул плечами, давая понять, что торговаться он не намерен; это все, что услышал Эстер, но и из этого можно было понять, что тут происходило до его прибытия: смысл дуэли состоял, очевидно, в том, чтобы заставить пленника в стеганой телогрейке заговорить, вытянуть из него какие-то сведения, которые – при всем их желании говорить самим – с напряженным любопытством ожидали услышать соседи Эстера.

От него хотели что-то узнать о событиях прошлой ночи, хотя, по всей видимости, выбор пал на него случайно, с обычным армейским разгильдяйством его наобум выдернули из толпы «душегубов» на рыночной площади, желая узнать подробности, зафиксировать – как выразился сейчас лейтенант, приняв условие пленного («Хочешь шлепнуть себя, мне не жалко!»), – «обстоятельства, факты, данные», чтобы, собрав необходимые сведения, наконец сформулировать исчерпывающее и успокоительное как для военных, так и для обывателей объяснение того, что произошло; Эстер, однако, уже не хотел ничего узнавать, будучи убежден, что все «обстоятельства, факты и данные» в лучшем, то есть самом кошмарном, случае могли разве что приоткрыть завесу над тем, что случилось с Валушкой, но не могли вернуть его, вот почему он готов был заткнуть себе уши, чтобы не слышать их диалога, который после затянувшейся паузы казался динамичным и складным и состоял из резких трескучих вопросов и вызывающе наглых, до жути холодных ответов; диалог начался, когда эти двое договорились о гарантиях выполнения выдвинутого условия.