– Что здесь смешного? – спросил Сэки Осаму, хмуря брови.
Я не нашелся, что ему ответить.
– Глупость какая-то. Призраки, пьяницы… На остальные вопросы подозреваемый ответил?
– Да, Сэки-сан.
– И никто из свидетелей не уличил его во лжи?
– Нет, Сэки-сан.
– Что-то ещё?
– Новый Акайо заикается. Прежний торговец не заикался. Свидетели подтвердили, что Весёлый Пёс был заикой. Пьяный, он, случалось, и слова не мог произнести без того, чтобы не споткнуться десять раз. Хотя будучи трезв, говорил чётко и связно.
– Обстоятельства смерти совпадают с рассказом подозреваемого?
– Да, Сэки-сан. Досин Хизэши видел труп и говорит, что у него была разбита голова. А подозреваемый утверждает, что торговец Акайо сильно толкнул его в грудь, он упал на спину и ударился затылком.
– Всё это занесено в протокол?
– До последнего слова.
Мигеру скромно сидел у дверей. Повезло мне со слугой! В доме Акайо я велел безликому вести протокол на своём родном языке – и перо в руках каонай летало над бумагой с такой скоростью, что я только диву давался. Я даже зауважал себя за «искусство живота
[42]» – вот, я выбрал Мигеру, а другие дознаватели и брать его не хотели!
В том, что я зауважал Мигеру, я не признался бы и под пыткой.
– Он писал на своём языке?
Господин Сэки был догадлив.
– Да, Сэки-сан. Сегодня он всё перепишет, как следует.
– Ночью, что ли? Пусть завтра зайдёт к нашим писцам и продиктует. Это выйдет быстрее.
– Да, Сэки-сан! Я об этом не подумал, простите.
– А о том, какой вынести вердикт по результатам дознания, вы подумали?
– Младший дознаватель не имеет права выносить вердикт. Он может только проводить дознание и устанавливать истину.
– Хороший ответ. Но если бы вы могли выносить вердикт, что бы вы решили?
Экзамен, понял я. Продолжается.
– Жена торговца Акайо хотела бы оставить Весёлого Пса, как замену мужу. Сам Весёлый Пёс не против. Думаю, от этого никому не будет вреда. Если бы я имел право решать, я бы согласился.
Жена торговца слёзно упрашивала меня замолвить за неё словечко и даже совала взятку, но об этом я умолчал. От денег я отказался, накричав на женщину, хотя досин Хизэши смотрел на меня, как на умалишённого. Говорить им, что и так, будь моя воля, вынес бы решение в пользу семьи Акайо, я не стал.
Начинать первое служебное дело со взятки – дурная примета. Об этом меня уведомил архивариус Фудо – еще когда я считал его стариком. Второе-третье дело, как говорят мастера «игры слов»
[43] – совсем другое дело. Сёгун, сказал тот же Фудо, всё грозится издать указ о наказании за взяточничество, но до сих пор не собрался.
– А как же попытка сокрытия фуккацу?
– Со всем уважением, Сэки-сан, но с момента смерти пострадавшего ещё не прошло трёх дней. В этот срок можно не заявлять о фуккацу, пока всё не выяснится окончательно. Весёлый Пёс и не думал скрываться, а жена торговца… Она растерялась. Испугалась, что её жизнь сломается. Прибегла к насилию и запирательству. Думаю, в итоге она бы одумалась.
– Одумалась? Вы слишком добры к людям…
Сэки-сан пребывал в сомнениях, но я видел: он уже принял решение. Сомнения – веер, которым он прикрывает от меня своё настоящее лицо.
– Вы правы, Рэйден-сан. Три дня ещё не истекли. Формально состава преступления нет. Муж-пьяница будет достаточным наказанием для этой женщины. Я утверждаю ваше решение. Завтра утром полу̀чите свиток с официальным вердиктом и отнесёте этому Псу, или как там его…
– Тору из Доси.
Как же, забыл он! Всё он прекрасно помнит.
– Да, Тору из Доси. Или вызовите его сюда через посыльного. На ваше усмотрение, младший дознаватель.
– Да, Сэки-сан.
– Можете идти.
Я уже был в дверях, когда мне в спину донеслось:
– Хорошая работа. Поздравляю с первым раскрытым делом.
– Тысяча благодарностей, Сэки-сан! Вы слишком добры, ко мне, недостойному.
Пытаясь скрыть ликование, я пал ниц.
4
«Что здесь происходит?!»
– Это мой слуга Мигеру. Он будет жить у нас.
Ну да, так распорядился господин Сэки. Так написано в уложении службы. Дознавателю положен слуга-каонай, слуге положено жить в доме хозяина, а хозяин должен обеспечить слугу всем необходимым из своего жалованья.
С моим теперешним жалованием прокормить слугу – пустяки. Утром – миска вчерашнего риса с зелёным чаем, вечером – рыба с бобовой пастой. Не разорюсь. Заботы гнездились в другом. Неотвязной тенью они волочились за мной всю дорогу. По мере приближения к дому они росли подобно тому, как удлиняется тень на закате дня. Кстати, день и впрямь близился к закату.
Едва я вошел в ворота, тень поднялась с земли и встала передо мной, что называется, в полный рост.
– Каонай? В нашем доме?!
– Я на службе, матушка!
– Ни за что! Никогда!
– Так положено.
– Выгони его! Прочь!
– Я не могу отказаться…
– Уведи туда, откуда привёл! Сейчас же!
– Я…
– Или он, или я!
– Матушка…
– Какой позор! Я наложу на себя руки!
Встав под дровяным навесом, Мигеру слушал перепалку с равнодушием мертвеца. Казалось, решается вовсе не его судьба. Тупо блестела маска: рыбьи бельма, медная чешуя. Насмерть перепуганная О-Сузу пряталась за сараем. Присела на корточки, выглядывала из-за угла. Глаза круглые, на пол-лица. Знал же, что без скандала не обойдётся. А ведь всё так хорошо складывалось…
Я справился, Сэки-сан меня похвалил. И со слугой я сделал удачный выбор… Теперь мой удачный выбор стоял у забора, блестел лупоглазой маской карпа и делал вид, что происходящее его не касается. А моя почтенная матушка и не думала идти на попятный.
– Каонай в нашем квартале! В нашем доме!
– Он не простой каонай…
– Что люди скажут?!
– Он на службе…
За забором явственно ощущалось шевеление. Жена плотника Цутому уже была тут как тут, бдела. Я даже различил в щели её любопытный глаз.
– Как я им в глаза смотреть буду?!