– Чем жил? Воровал?
– Вроде бы нет. Тихий был, смирный. Песни пел, шутки шутил. Истории рассказывал забавные. Подрабатывал, где придётся. Эй, Ючи!
– Что изволите? – откликнулся хозяин. – Подать саке?
– Ну, подай, – согласился досин. – Ты и мёртвого уговоришь.
– Подогреть?
– Не надо, неси холодное!
И спросил, когда хозяин подбежал к нам с двумя чашками и полным доверху глиняным кувшинчиком:
– Весёлый Пёс на тебя работал?
– А как же!
Хозяин ловко налил саке в чашку Хизэши. Свою я прикрыл ладонью, давая понять, что отказываюсь. Пить я не умею, быстро пьянею, а тут ещё с самого утра! Не хватало только напиться при первом же задании!
– Мне мукѝ привезут, бобов, яиц, редьки, а он тут как тут! «Ючи-сан, я разгружу?» Таскает, аж сандалии дымятся. Я его потом накормлю, напою. Медяк суну, если выручка есть. Славный был парень, жалко.
Жестом досин отослал хозяина прочь.
– Многим помогал, – он повернулся ко мне. Опустошил чашку, вытер рот платком. – Зря вы не пьёте, Рэйден-сан. Если в меру, для здоровья полезно.
– Мне чаю! – крикнул я хозяину.
– Если в меру, полезно, – повторил Хизэши, думая о чём-то своём. – А если не в меру… Весёлый Пёс был пьяницей, это каждый знал. Заводились деньжата – пропивал. Ходил без денег – клянчил выпивку. Гнали – уходил без споров. В драках не замечен. Зачем такого убивать? Несчастный случай, слепому видно.
Принесли чай.
– Тем не менее, – я вдохнул слабый аромат. Чай пах сеном и морем, – вы послали сообщение. Что-то вас гнетёт, Хизэши-сан. Что?
Досин налил вторую чашку саке.
– Я, Рэйден-сан, вчера заходил к торговцу Акайо. Весёлый Пёс у него чаще других трудился. Корзины с рыбой таскал, с осьминогами. Прямо от причала, люди видели. Я к торговцу зашёл, а торговец ко мне не вышел.
– Дома не оказалось? – предположил я.
– Оказалось. Но вышла ко мне его жена. Подтвердила, что знакома с Весёлым Псом. Сказала, что не видела его уже два или три дня. Я повернулся уходить, а в доме кричат.
– Что кричат?
– «Это я! Я!» Вот что, Рэйден-сан.
Это я, мысленно повторил я. Звучало глупо.
– Я жену спрашиваю, – досин прикончил саке, рот вытирать не стал, – кто, мол, кричит? Она смутилась, говорит: муж мой. Напился, говорит, буянит. Всё крушит, орёт, доставляет неудобства соседям. Вот, пришлось запереть, пока не проспится.
– И вы ушли?
– И я ушёл. А что, обычное дело!
– Значит, необычное, раз отправили сообщение.
– Я пробежался по соседям. Все в один голос заявляют, что торговец Акайо пил редко и никогда не поднимал шума. Вот я и решил уведомить вашу службу. Бродяга, торговец… Одно к одному. Сам я в это лезть не хочу…
– Не хотите? – я решительно встал. – А придётся!
Хизэши вздохнул – грустней, чем на похоронах.
– Знал же, – пробормотал он. – Знал, чем кончится. Нет, докладывать побежал, дуралей…
Поворачиваясь, чтобы идти, я вспомнил, что у меня теперь есть слуга. Безликий он или какой, всем надо есть, чтобы жить. Велев хозяину завернуть в бамбуковые листья порцию лапши с овощами, я на улице отдал еду Мигеру. Пусть жует на ходу, ждать некогда.
– Muchas gracias, – сказал безликий.
Я не понял, а переспрашивать не захотел.
2
«Своего счастья не понимаешь, дурак!»
– Открывайте!
– Убирайтесь! Хозяин спит!
– Немедленно! Или пожалеете!
– Кто там буянит?
– Служба Карпа-и-Дракона! Шевелитесь!
Ворота распахнулись.
Я вошёл первым. Досин – следом. Безликий Мигеру плёлся третьим. Останавливать нас – или хотя бы каонай – никто и не подумал. Слуги, двое здоровенных парней с бамбуковыми палками, пятились от незваных гостей, словно мы были призраками, источавшими могильный холод.
Шалея от собственной наглости, упиваясь преимуществами нового положения, краем сознания я всё-таки отмечал, что шагнул за черту дозволенного. Да, я самурай при исполнении, а Акайо – простой торговец. Богатый торговец. Человек со связями. Если выяснится, что я без причины ворвался в его дом, рассыпая угрозы, если Акайо подаст жалобу в управу – мне несдобровать. А если он, как говорится, смажет жалобу взяткой… Высоких покровителей у меня нет, Сэки Осаму вряд ли вступится за взбалмошного наглеца.
Интересно, когда таких, как я, выгоняют со службы, что делают со служебной татуировкой? Небось, спарывают вместе с кожей, чтобы неповадно было.
Отступить? Поздно. Меня успокаивало лишь присутствие досина. Полиция как-никак! Имеет право. Хотя если досин заявит, что не хотел идти, а я силой заставил благонравного Комацу Хизэши сопровождать себя…
– Где хозяин?
– Спит, – повторил слуга, пряча палку за спину.
Второй кивнул.
– Умоляю простить нас!
На веранду выбежала молодая женщина. Её длинное, до земли, кимоно украшала вышивка: зелёные ветви ивы над ручьём. Пояс развязался, женщина на ходу завязывала его концы у себя за спиной. Судя по всему, это была жена торговца. В волосах хозяйки дома торчал черепаховый гребень, но уложить волосы в причёску она не успела.
– Приносим глубочайшие извинения! – она пала на колени. – Я…
– Ваше имя! – прервал я её.
– Умеко, господин.
– Где ваш муж?
– Спит, господин.
– В такое время?! Почему не в лавке?
– Похмелье, господин.
Я бросил косой взгляд на безликого: учись, мол, бестолочь! Вот кому не надо напоминать про «господина»! Мигеру стоял у ворот, безучастно глядя перед собой. А может, и вовсе закрыл глаза – поди-пойми, куда он смотрит под рыбьей маской.
– Плохо ему, – бормотала Умеко, отбивая поклон за поклоном. – Всю ночь маялся, животом скорбел. Я за ним выносила… Только-только заснул! Что же его зря беспокоить? Я сама, всё, что прикажете…
Лицо её было белым, как снег, безо всяких белил.
– Заснул? – я шагнул ближе. – Разбудите!
– Господин дознаватель…
– Хватит отговорок! Проводите меня к нему!
Взбежав на веранду, я кинулся в дом, не дожидаясь, пока Умеко последует за мной. Жилище торговца было куда больше нашего, коридор в конце поворачивал налево, в западное крыло. Бумага, натянутая на бамбуковые рейки стен, слабо просвечивала. Казалось, я забрался внутрь фонаря на празднике Шести богов.
Где Акайо? Ага, храпит, слышу.