Париж в настоящем времени - читать онлайн книгу. Автор: Марк Хелприн cтр.№ 100

* * *

На исходе июля, когда зной и дизельные выхлопы начали уже выпихивать город в августовскую тоску, но все еще хватало свежести лета, чтобы поддержать радостное волнение последних июльских деньков, Элоди занималась все утро, потом устроила себе пикник на площади Вогезов, вернулась домой, позанималась до трех, а потом пошла в Люксембургский сад. Она нашла скамейку с открытым обзором и села возле двух старушек, каким-то чудом одетых в пальто и шляпки.

Элоди поставила бутылку минералки между собой и ближайшей старушкой и положила на колени свернутую газету. Она попыталась читать, но не могла отвести взгляда от гряды дворцов и куполов под огромным, бурно движущимся небом. На Элоди было ее желтое платье. Мало того что кожа ее блестела от пота, так еще там, где платье обтягивало ее бедра, и под грудью было достаточно влажно, чтобы шелк прилип к телу. Под прямыми лучами солнца, в июле яркого даже после четырех часов, волосы ее сверкали слепящим золотом.

Наверное, она первая во всем Париже заметила приближение черно-фиолетового грозового фронта, наползающего с востока. Тучи были огромные, словно Альпы, и несли с собой освежающий ливень и прохладный ветер. Элоди не сомневалась, что они спасут ее от зноя, хотя она даже не надеялась на их помощь. Ей припомнились горы, которые девочкой она видела из окна своей комнаты. Снег, льющийся, как поток с вершины водопада, наполняющий мир музыкальными ритмами: неистовый, радостный, убийственный, блистательный. Стоят поезда, стоят машины, деревья в тулупах и телефонные провода белым-белы, тропинки выбелены и ровны, избавлены от изъянов, стихли шаги, мир покоен, и свет нестерпим, пока день не вольется в ночь.

Она почти забыла, где находится и что сейчас лето, но тут налетел ветер. Он вздымал подолы платьев и трепал газеты, не давая читать. Но от него стало прохладно и свежо, так что никто, похоже, не понял, что это предтеча надвигающейся бури. Элоди была далеко от дома и знала, что грядет ливень, но не трогалась с места, вспоминая отдаленные раскаты грома за горами и резкие отзвуки эха, извивающиеся над долинами, словно копии зазубренных молний, спутниц грома. Слабый, но продолжительный отзвук, долетевший издалека, не оставил сомнений, что в горах грохот грома был просто оглушительным. Раньше она слышала, как он появлялся среди ночи из горнила далеких зарниц, и она могла отслеживать его по треску помех в радиоприемнике. Ничто не сравнится с симфонией Бетховена из Берна или Берлина, переброшенной через горы во мраке бури и приземлившейся у нее в комнате, израненной молниями, но продолжающей звучать. Светящаяся пластиковая стрелка на шкале радиоприемника становилась желтой и теплела, когда ловила музыку, летящую верхом на дожде.

Тучи на севере и востоке Парижа становились все гуще и гуще, захватывая все больше неба, ветер усилился, и стали слышны отдаленные раскаты грома, и крошечные змейки молний запрыгали по облакам. Народ разбежался кто куда. Ветер разошелся, сорвал шляпу-другую. Но Элоди сидела неподвижно, зная, что гроза начнется минут через десять-пятнадцать – не раньше. У нее еще было время дойти до какого-нибудь кафе, где сквозь витрину она полюбуется, как ливень омоет мостовые и тротуары и закончится так же неожиданно и быстро, как и начался, оставив после себя десять минут влажного воздуха, который скоро высохнет на солнце.

Старушки засуетились, собрали вещи и уковыляли. Глядя им вслед, она вдруг обнаружила, что на противоположном конце скамейки, на самом краешке, как и она, сидит молодой человек, сосредоточенно делая наброски на листе бумаги размером со сложенную вчетверо газету. Сражаясь с ветром, он держал листок под таким углом, что Элоди не могла разглядеть, что он рисует, но она привстала и вытянула шею. Он искоса глянул влево, а когда их глаза встретились, он не сразу, но отвел взгляд и покраснел, как гипертоник. Парень был рослый, лицо у него было выразительное, с тонкими чертами, он был юн, как и она, и так застенчив, что пунцовел против собственной воли. Для нее это означало, что он – хороший парень. И еще это означало, что он, наверное, не решится приблизиться к ней.

Поэтому она сама подвинулась к нему и заглянула в листок, над которым он трудился. Эффект был просто ошеломительный. Ее присутствие настолько сильно подействовало на юношу, что жилка у него на шее забилась так, будто он бежал марафон. А ее потрясло то, что она увидела.

– Какая красота! – восхитилась она. – Это так прекрасно. Чем-то напоминает Леонардо. Просто великолепно.

– Это подражание, – скромно ответил он. – Сейчас такое никому не нужно.

– Об этом не беспокойтесь, – заверила его Элоди. – Мы живем во времена варваров. Как и полагается, то, что перестало быть искусством, слилось с рекламой, как мертвое дерево, обвитое плющом, но в любом случае вы не обретете свой собственный голос, пока не станете старше. – («Пока не станете старше» – именно это сказал ей Жюль, слово в слово.) – А если найдете его раньше, то этого, скорее всего, будет недостаточно – если только вы не Моцарт.

– Вы музыкант?

Она кивнула:

– Виолончелистка. Еще студентка.

– И я студент. Глядя на вас, я бы решил, что вы юрист или в банке работаете. Может, работаете в НША или занимаете высокий пост в министерстве.

– Правда? Почему?

– Вы очень элегантны.

– Нет, что вы, я вовсе не такая. У меня квартирка размером с кладовку для швабр.

– А моя… – сказал он, прикидывая, с чем же сравнить. – Так, поглядим; ванна находится в гостиной, она же кухня, и она же спальня и прихожая. Но честное слово, вы выглядите так, словно живете в Пасси в пентхаусе на тысячу квадратных метров.

– Нет у меня, – сказала она, – ни пентхауса, ни банка, ни министерства, ни денег. Это мое лучшее платье.

– Зачем же надевать лучшее платье на прогулку в парк в день, когда вот-вот пойдет дождь? Извините меня, если вопрос неуместен.

– Уместен, уместен. И не надо извиняться. Сама не знаю почему, но мне вдруг захотелось выглядеть на все сто. А у меня не так много нарядов.

Воздух наполнился электричеством, светом и тенью. Элоди чувствовала душевный подъем, какого прежде никогда не испытывала. В отличие от того, что она переживала по отношению к Жюлю, тут не было ни грусти, ни обязательств. Казалось, весь мир раскрывается перед ней – доброжелательно, восторженно и непринужденно, словно прекраснейшая музыка. Она выжидала слишком долго, и теперь начался дождь, редкие, но громадные капли, каждая размером чуть ли не с виноградину, зашлепали тут и там, но ее это не беспокоило. Поднялся ветер, молнии замигали на севере Парижа. Элоди и студент-художник вместе отправились искать укрытие. И они так и останутся вместе, на всю жизнь.

Оставшись ни с чем, Дювалье и Арно решились на тактику, которой их обучили еще во время подготовки и которую каждый курсант надеялся никогда не использовать. Если все твои действия безуспешны, значит расследование основывается на ложном фундаменте. Таким образом, ты удаляешь самую мощную опору, на которой зиждется все остальное здание. В убийствах на мосту лучше всего работал метод исключения. Анализ ДНК отсеял всех подозреваемых, в том числе и самого недавнего – Жюля. А что, если кровь, впитавшаяся в мостовой настил, принадлежала не нападавшему или жертвам, а кому-то другому? Кровь у подножия лестницы не совпадала с кровью на мосту. Убийца съехал к Лебяжьему острову верхом на второй жертве, как на санях, но, даже если он не оставил по пути ни капли крови, мог ли он не оставить ни единого кровавого следа ни на второй жертве, ни на набережной, пока убегал? Криминалисты обыскали по метру с каждой стороны пути, по которому, согласно показаниям свидетелей, скрылся убийца, и не нашли ни даже самой крошечной капельки.