– Бездомные, нагие горемыки,
Где вы сейчас? Чем отразите вы
Удары этой лютой непогоды,
В лохмотьях, с непокрытой головой
И с тощим брюхом? —
тихо прошептал я.
– Святой Николай! Никогда б не подумал, что и в Португалии существуют бомжи! – нервно поежившись, отреагировал Степан. – Но теперь я убедился, что это явление, безусловно, интернациональное. Интересно, откуда у бедолаги такой древний советский будильник? Не уж-то спёр у кого-то из иммигрантов с востока?
– А может быть, кто-нибудь из наших ребят попросту подарил этот будильник бродягам на память, – выдвинул я менее криминальную гипотезу.
Неожиданно, вдоль стены дома стрелой промелькнула серая зловещая тень и бесшумно прошмыгнула между старыми зловонными матрасами. За какую-то долю мгновения я успел разглядеть здоровенную, зубастую крысу, которая ловко ухватила челюстями кусок колбасы и метнулась в сторону изумрудно-зелённой клумбы.
Степан молниеносно нагнулся, схватил пустую бутылку из-под пива «Кристалл», валявшуюся у колонны, и резко запустил её в след убегающей наглой грабительнице. Я втянул голову в плечи, слегка присел и непроизвольно сморщился, ожидая услышать звон разбиваемого в дребезги стекла. Но мой обостренный слух уловил всего лишь какой-то странный тошнотворно-чвякающий звук. Крыса несколько раз перекувыркнулась в воздухе, шлёпнулась спиной на мокрую мостовую, три раза судорожно дёрнула лапками – и затихла.
Широко раскрыв рот и выпучив воспалённые глаза, я с удивлением смотрел на сурового и мрачного гиганта. Он уже не раз поражал меня неимоверной ловкостью и стремительностью своих движений в сложных и критических ситуациях. И это при его двухметровом росте и весе около ста десяти полновесных килограмм!!!
– Проклятая воровка! – процедил сквозь зубы Степан. – Люди от голода пухнут, а она у них последний кусок стибрила!
– Судя по тому «пузырёчку», что стоит между матрасами, эти ребята пухнут не только от голода, – как бы вскользь подметил я.
Мы медленно приблизились к останкам безвременно почившей твари. Жизнь, только что наполнявшая это идеально усовершенствованное за миллионы лет эволюции тело, по-видимому, уже навсегда покинула его.
– А может быть, у неё малые детки, и она несла эту колбаску, чтоб накормить своих голодных сереньких малышей, – попытался я оправдать неблаговидный поступок усопшей хищницы. – Материнская любовь и родительский долг толкнули её на это страшное злодеяние. Если разобраться, мы ведь тоже в своё время преступили закон ради счастья и благополучия наших малых деток. Не нам её судить.
Степан искоса бросил на меня испепеляющий взгляд:
– Я что-то не понял! На чьей ты стороне? Кто мы, люди или грызуны подпольные? Да, мы попали в Португалию нелегально! Но от этого «ужасающего злодеяния» никто конкретно не пострадал!
Он наклонился и поднял с асфальта отбитую у захватчицы колбасу. В нос нам ударил омерзительный, выворачивающий наружу все внутренности запах, от которого я чуть было не потерял сознание. От одной мысли, что «это» предназначено в пищу какому-нибудь живому существу, мне стало до спазм в животе плохо. Мой друг, зажимая нос, отнёс жалкое подобие колбасы к матрасам и бережно положил его на прежнее место. Я шел за гигантом, буквально находясь на грани обморока. И даже едкий запах мочи, исходящий от постелей бродяг, не мог перебить смрад и зловоние, источаемое чрезмерно залежалой колбасой. Я уже было раскрыл рот, чтобы высказать своё веское мнение по этому поводу, но Степан предупредительно поднял руку:
– Давай не будем спорить об особенностях национальной кухни. Я, к примеру, терпеть не могу сыр «Рокфор» из-за его гнилостной плесени. А ведь есть гурманы, которых и за уши от него не оттянешь!
И, вдруг, бродяга в колпаке Пай Натала запел в полусне дрожащим гнусавым голосом:
– Несе Галя воду, коромысло гнеться.
А за ней Iванко, як барвiнок в’ється.
(Прим. Украинская народная песня).
Мы просто-напросто остолбенели, будто разящим громом насмерть поражённые.
Минут пять Степан, растерянно и не мигая, смотрел на ворочавшегося в полудрёме бродягу.
– Й-й-й-о-о-моё!!! – наконец, охнул он. – Да ведь это же Генчик-ликвидатор!!!
– Какой такой Ликвидатор? – недоумённо спросил я.
– Да Гена Иванченко из Чернигова! Помнишь наши первые дни в Португалии в Лиссабонском пенсау «Магнолия»? Он обитал точно в такой же комнатушке, как и наша, только одним этажом ниже, – напомнил мне Степан.
– Что-то смутно припоминаю, – почесывая затылок, неуверенно промямлил я.
– Конечно! Ты ведь никогда не был любителем пропустить лишний стаканчик чего-нибудь веселящего! – криво усмехнулся гигант. – А Генчик уже тогда проявил себя талантливым и неугомонным организатором пьянок, попоек и бурных дебошей. Умел, чертяка, вовлечь рабочий люд в движение по борьбе с угнетающей душу трезвостью и добиться брожения, бурления и, в конце концов, разложения трудящихся масс. А когда он попал со мной в фирму Фернанду Магельяеша, то окончательно спился на дармовом, халявном вине. Это именно с «подачи» Генчика я и стал совершать регулярные набеги на винные погреба патрона, из-за чего впоследствии жестоко пострадал. По выходным дням и праздникам мы под его чутким руководством бывало «нажерались» до поросячьего визга! А потом и почти что до полной потери пульса!
– А как португальцы смотрели на всё это? – полюбопытствовал я.
– Как-как… – тяжело вздохнул Степан. – Теперь мне грустно и стыдно вспоминать об этом. По началу, это их искренне веселило и забавляло. Они даже восхищались нашей способностью поглощать столько вина за один присест, а в понедельник, как ни в чём не бывало, выходить на работу. Ах! Если б они только знали, чего это нам стоило, – пахать с похмелья, с головой на подобии потревоженного улья деда Панаса! Но после нескольких случаев мордобойства и членовредительства, португальцев начал раздражать наш обычай «набираться» до полного одурения.
– К несчастью, да! Обычай и такой,
Который лучше было уничтожить,
Чем сохранить. Такие кутежи,
Расславленные на восток и запад,
Покрыли нас стыдом в чужих краях.
Там наша кличка – пьяницы и свиньи.
И это отнимает, не шутя,
Какую-то существенную мелочь
У наших дел, достоинств и заслуг, —
печально произнёс я.
– Только не говори мне, что это сказал Шекспир! – осуждающе поднял руку Степан, как бы закрываясь от меня ладонью.
– Сказал, не сказал, а написал – точно он! – отверг я сомнения друга.
– Хоть у него и странная фамилия, но сразу видно, что наш человек! Только истинный хохол мог так талантливо написать об этом! Странно, но мне почему-то кажется, что я уже как-то сталкивался с человеком с таким мудреным именем. Вот только никак не припомню: где, когда и при каких конкретных обстоятельствах произошла эта встреча, – задумчиво потёр подбородок Степан.