Большой Фредди задумчиво поскреб голову.
— Лед внизу довольно твердый. Я мог бы спуститься на него и перебраться на другую сторону.
— А как ты поднимешься к двери? Раскинешь Руки и полетишь? — Маленький Фредди покачал головой. — Нет. Этого не понадобится. — Его голос зазвенел, поднимаясь до громкого крика: — Кто там в замке, черт побери? Откройте дверь и впустите нас!
Что-то оборвалось в Ровене, когда она увидела мягкие черты лица брата, исказившиеся от ярости. Ее голос присоединился к крику Фредди гневным воплем. Ирвин тоже орал. Большой Фредди набирал горсти камней и обстреливал ими дверь замка. Их сумасшедший хор мог бы разбудить и мертвых, если их оставил там Гарет.
Крик Ровены оборвался, перейдя в хриплый кашель. Один за другим замолкли и все остальные. Казалось, сам воздух вокруг ждал ответа из замка. Приглушенный щелчок двери отозвался колокольным звоном в этой ждущей тишине. Ровена затаила дыхание. Железная дверь приоткрылась, придерживаемая за край чьими-то пальцами.
— Проходите, — раздался раздраженный голос. — Дома никого нет.
Дверь захлопнулась.
12
Ровена в изнеможении прислонилась к Маленькому Фредди. Отказ отца впустить их в замок лишил ее последних сил.
Ирвин первый вновь овладел своим голосом и чувствами.
— Дядя! — взывал он. — Дядя, дорогой, здесь твой племянник и твои дети. Мы пришли домой. Впустите нас, пожалуйста, сэр. — Он тихо сказал, обращаясь ко всем остальным, стоявшим возле него: — Должно быть, он не понял, что это мы. — Затем опять радостно заорал: — Хэлло! Это Ирвин, сэр. Это не попрошайки или грабители, пришедшие обчистить ваш замок. Это ваша родня. Откройте и пустите нас обогреться у вашего огня. Большой Фредди глазел на Ирвина, широко раскрыв рот.
— Может быть, папа не понимает… — слабым голосом произнесла Ровена.
— Он все понимает. — В глазах Маленького Фредди горел холодный серый свет. — Но все же попытайся ты, Ро.
Крик Ровены прозвучал как карканье. Она откашлялась и попыталась вновь:
— Отец, это Ровена. Нам нужна твоя помощь. Мы прятались в лесах больше недели. Но теперь мы — дома. Мы очень голодны и замерзли. Я убежала из Карлеона. Я вернулась домой, отец. К тебе, в Ревелвуд. Я прошу тебя… — Ее голос стих. Рука Маленького Фредди сжала ее руку. Отчаянье придало ей сил, когда она выпрямилась и закричала: — Папа, открой дверь! Мы изнемогаем, мы промерзли до костей. Долго ли нам стоять здесь и проситься в собственный дом? Ты должен открыть дверь. Ты должен…
Маленький Фредди дергал ее за руку. Ледяной ветер промораживал слезы, текущие по ее щекам.
Дверь вновь приоткрылась. В проеме показалось лицо Фордайса.
— Глупое дитя.
Слова прозвучали еще более резко потому, что были произнесены так тихо. Ровена инстинктивно поняла, что они относятся к ней. Ее глаза расширились. Отец никогда еще не порицал ее.
Ирвин двинулся ко рву с улыбкой, изогнувшей его полные губы.
— Мой дражайший дядя, мы избавили Ровену от страшной судьбы и привели ее домой. Разве вы не рады этому?
— Отправляйтесь назад! — От резких слов отца улыбка сползла с лица Ирвина. — Глупые дети, все вы. Уходите вон. Уходите как можно дальше от Ревелвуда. Нам вы не нужны. Все вы.
Лицо Маленького Фредди окаменело.
— Скажите мне, отец, за сколько купил вашу преданность темный рыцарь? За тот потрепанный мешочек золота? Или, может быть, за тридцать монет серебром?
Барон высокомерно хмыкнул:
— Твои подозрения ранят меня, сынок. Неужели ты так плохо думаешь о собственном отце?
Презрительная усмешка Маленького Фредди была красноречивым ответом ему.
— Дело не в золоте или серебре, правда, папа? — крикнула Ровена. Ветер растрепал ее волосы, и они нависли на лицо, совсем как у Марли. Сквозь них лицо казалось размытым.
— Не золото. Не серебро. Я видел смерть в его глазах, когда он набросился на меня как сумасшедший. Да, собственно, он и есть сумасшедший. Безумный рыцарь. Он поклялся, что, если найдет тебя здесь, в Ревелвуде, всем нам конец. — Фордайс продолжал тоном упрека: — Убежав от него, ты обесчестила мое доброе имя.
Маленький Фредди пробормотал слово, которым могла бы гордиться и Марли.
Голос Фордайса стал похож на жалобное подвывание:
— Я умоляю тебя, дитя. Спаси себя и свою родню. Возвратись к сэру Гарету и на коленях проси его милости и прощения. Ты ведь можешь использовать ваши женские уловки, чтобы вернуться в его сердце и в его постель. Твой папа не может позволить тебе снова жить в Ревелвуде, это обесчестит его. Ровена подняла голову.
— Я понимаю. Если я уйду отсюда одна, откроешь дверь для остальных?
Ирвин и Маленький Фредди разразились протестами, но все перекрыл оглушительный бас Большого Фредди:
— Глупости. Ты никуда не пойдешь одна. Я этого не позволю.
Ровена глядела на него, а он наклонил в смущении голову, обнажив в стыдливой улыбке ряд безнадежно испорченных зубов.
Когда Ровена опять повернулась к двери, та была уже закрыта. В замке стояла тишина, будто там заранее все умерли, не дожидаясь мести лорда Карлеонского.
Ровена не могла скрыть умоляющие нотки в голосе:
— Папа, мы погибаем с голоду. Можешь ты хоть дать нам кое-чего в дорогу?
Дверь приоткрылась, и четыре репы, перелетев через ров, упали рядом с ними. Впрочем, одна, подпрыгнув на камне, ускакала в ров. Ирвин бросился на землю и спас от подобной участи еще одну репу. Дверь захлопнулась.
Ровена села, скрестив ноги и положив подбородок на руки. В бледном свете солнца легкий ветерок принес маленькие хлопья снега, впивающиеся тысячами ледяных кинжалов в ее кожу. Она задрала голову и поймала языком снежинку.
— Поразительно. Папа отказался от меня. Меня могут повесить за кражу лошади. Меня преследует маньяк. А теперь еще бог посылает нам снег, чтобы скрасить наш путь.
Маленький Фредди опустился на колени рядом с нею.
— Папа отказался от каждого из нас с первым стоном наслаждения, когда породившее нас семя покидало его чресла.
Она вгляделась в его лицо. Крошечные трещинки окружали края его губ. Серые глаза казались огромными и жутковатыми в окружении теней, особенно четких на светлой коже его лица.
— Может быть, отец прав, — сказала она. — Может быть, я должна вернуться к нему. Сдаться на милость рыцаря из Карлеона.
— Судя по тому, что я слышал о нем, ты вряд ли дождешься милости. В его сердце нет места хоть сколько-нибудь добрым чувствам, если у него вообще есть сердце. Или ты думаешь иначе?
Глаза Ровены потемнели. Она вспомнила нежные ласкающие прикосновения пальцев Гарета к ее щеке. Она была так близка к тому, чтобы отдать себя в плен этих рук, когда его холодные слова «Оставь меня в покое» удержали ее. Неужели те же самые руки могли оборвать жизнь ребенка, маленькой девочки? Что за поистине дьявольское умение преображаться? Она вздрогнула при воспоминании о его ласке. Если Гарет прикончит ее, он избавит ее от боли навсегда. Милосердие же его может продлить эту боль до бесконечности. Что же в этом случае будет истинной добротой — смерть или прощение?