Порог - читать онлайн книгу. Автор: Урсула Ле Гуин cтр.№ 177

— Я могу поставить… ну, что вы там сделаете… к себе в печь, вы только принесите, — сказал он. — Я обжигаю по вторникам. Обычно. Но могу и в любой другой день. — Но ее лицо уже ничего не выражало. Она только благодарила его, улыбалась и уходила, уходила, уходила к своей машине, пятясь назад, словно ее туда тянули на невидимой струне. — Если хотите, можете попробовать работать на круге, — сказал он, и она, не зная, что такое «круг», посмотрела на маленькую "ленивую Сьюзен", которую он дал ей. — Вы знаете… — сказал он, махнув рукой куда-то себе за спину, в глубь мастерской, — если вам захочется поработать со мной на круге, то в любой вечер можно. Я всегда здесь. — Он подумал, что непременно постарается в следующий раз вернуться из Портленда пораньше, чтобы быть в мастерской вечером, если она вдруг придет.

Но она больше не пришла. Она вынуждена была почти все время проводить со своей больной матерью. Он часто думал о ней, когда работал. Он считал ее очень доброй, очень отзывчивой, ведь она отказалась от собственной свободы, чтобы ухаживать за матерью; и еще она показалась ему очень дружелюбной — она так хорошо разговаривала с ним и так хорошо улыбалась, смеялась!.. Ему было приятно думать о ней. Она была на правильной стороне — как Сеф, как та пожилая женщина, которая тогда искала его ключ, как миссис Хэмблтон и Конрад. Если держаться с ними, на правильной стороне, то никогда не провалишься в ту черноту. Они все имели свой цвет — коричнево-рыжий, коричневый, розовый, золотой, кобальтовый. Они все были настоящие.

Когда Конрад его впервые так ужасно разочаровал, весь мир вокруг сразу закачался, грозя рухнуть. Хотя Конрад всего лишь обронил несколько слов, на которые Билл Уэйслер сперва почти и внимания-то не обратил; однако это было все равно что попавший под глазурь волосок, которого ты не видишь, потому что не хочешь видеть, а все-таки он там! Сказал же Конрад всего-навсего следующее:

— Ты не трудись второсортные-то отбирать!

И только когда Билл ехал домой и уже миновал плакат на шоссе "Океанские пляжи!", до него вдруг дошел смысл сказанного Конрадом: это означало, что Конрад все это время, с самого начала, продавал несовершенные, второсортные изделия по той же цене, что и первосортные. Эта мысль все время крутилась у Билла в мозгу, хотя он и не мог понять ее глубинного смысла.

Как не мог набраться смелости, позвонить Конраду и спросить у него, что он тогда имел в виду.

Двумя неделями позже, когда он привез целый пикап четырехногих кашпо для цветов, которые так отлично продавались в людных местах — на площади, на набережной, в магазинчике "Внешнее убранство вашего жилища", — Конрад помогал ему распаковывать кашпо в подсобке магазина. Кашпо были довольно хрупкие, потому что такие большие изделия из глины всегда легко бьются. Билл Уэйслер терпеть не мог современные синтетические стружки и шуршащий пластик, в который обычно упаковывают керамику, и продолжал все упаковывать в солому, которую покупал в лавке, где продается корм для домашних животных. Он уже успел приклеить шесть ярко-оранжевых табличек на те изделия, у которых форма оказалась не слишком удачной, когда Конрад, стряхивавший солому с очередного кашпо, ногтем сковырнул оранжевую табличку.

— Это второй сорт, — заметил Билл Уэйслер.

— Ну и что? — Конрад осмотрел кашпо, заметил небольшой дефект в глазировке и пробормотал:

— М-да…

Все равно, такая мелочь значения не имеет.

— Да нет, это, безусловно, второсортная вещь! — повторил настойчиво Билл Уэйслер.

— Да чепуха это, Билл! Кашпо ведь целое, верно?

И его распрекрасно купят как первосортное. Они и не заметят, Билл. — Конрад внимательно посмотрел на него. — Им же все равно!

Билл Уэйслер поднял с грязного пола оранжевую табличку, но не решился снова прилепить ее на большую, красивую вазу-кашпо, у которой была слегка повреждена бело-голубая глазурь.

— Я скажу продавцам, чтобы они указывали покупателям, если есть какой недостаток, — сказал Конрад. — О'кей? — Он с минуту ждал ответа, искоса поглядывая то на Билла Уэйслера, то на кашпо своими глубоко посаженными глазами цвета обсидиана, унаследованными от какого-то предка-индейца. Отчего-то Конрад показался сейчас Биллу сильно постаревшим. — Эта зазубринка ведь не имеет никакого значения для тех, кто будет пользоваться кашпо, Билл! Это даже, пожалуй, желательный недостаток. Он доказывает, что кашпо сделано вручную. Ручная работа! Боже мой! Мы могли бы даже и цену поднять из-за таких «недостатков»! Ну, послушай, ты же сам видел каталоги, которые все время суют в почтовый ящик и где предлагаются какие-то треснувшие пепельницы, какие-то огрызки, какие-то дурацкие шелковые рубашки с чепуховыми дефектами по сто пятьдесят долларов — все специально сделано с такими малюсенькими небрежностями, чтобы покупатель был уверен, что это ручная работа, понял? Ну вот!

И мы тоже возьмем и скажем, что ты это сделал специально. "Ваза работы Билла Уэйслера с соответствующими ручной работе недостатками на абсолютно идеальной глазури, которая также нанесена мастером ВРУЧНУЮ". Оранжевые таблички? Две штуки второго сорта?

Никаких табличек не будет! Все кашпо пойдут по сто пятьдесят! Послушай, Билл, нет в мире ничего совершенного. Только то, что мы сами совершенным называем!

— Не знаю я… — сказал Билл Уэйслер.

Конрад потрепал его по плечу.

— Ох, старик, ну ты прямо не от мира сего! И больше всего я тебя люблю, когда ты такой печальный! Ну ладно, малыш, давай проплачем весь путь, который нам предстоит проделать до банка.

Смысла во всех его словах не было никакого, так что и говорить об этом Билл больше не мог. Он уже стал бояться вообще о чем бы то ни было говорить с Конрадом. Столько лет все так хорошо шло… Неужели теперь это должно в один миг рухнуть? И не разозлится ли на него Конрад?

Когда Билл ехал на запад мимо дорожного знака "Океанские пляжи", он понял, что дело гораздо хуже: это ведь он сам злится на Конрада!

При этой мысли он даже руками всплеснул; машина вильнула, и какой-то «Форд», менявший полосу движения, сердито посигналил ему. Сердце у Билла в груди то замирало, то начинало нестись вскачь. В Прибрежной гряде ему виделись черные пустоты, точно после обвала, а когда он подъехал к Клэтсэнду, городок показался ему совершенно незнакомым: в странном оранжевом свете заката он был полон черных ям и трещин. Наконец Билл остановил пикап возле дома, вылез, поднялся на крыльцо и тут же споткнулся о резиновый коврик возле двери. Уголок коврика загнулся, и на полу под ковриком сверкнул ключ зажигания. Он поднял его и долго смотрел на свои руки: в каждой из них было по ключу — один на сыромятном ремешке вместе с ключом от мастерской, второй просто так, сам по себе. Биллу Уэйслеру понадобилось не меньше минуты, чтобы понять, почему у него теперь два ключа.

Значит, та пожилая женщина, что помогала ему искать ключ в дюнах, нашла его! Именно ее он сразу же вспомнил и думал о ней всю ночь за работой, потому что боялся уснуть, боялся лечь в постель, боялся закрыть глаза и упасть в ту страшную черноту. Лягушки заливались вовсю на берегах ручья, умолкали ненадолго и начинали петь снова. А Билл работал на гончарном круге, создавая одну форму, которую не делал уже очень давно: чашу примерно фут в диаметре с совершенно круглым верхним краем. «Кубок», "старинная чаша", «потир» — все эти слова он видел на выставке керамики в Астории. Он работал до рассвета и заснул прямо на полу в мастерской, сунув голову под скамью, прямо в мягкую глинистую пыль.