Майя Плисецкая. Богиня русского балета - читать онлайн книгу. Автор: Елена Обоймина cтр.№ 62

– Это она сама вам рассказывала?

– Уже перед смертью. До того я никогда не расспрашивала ее об этом романе. Елки-палки, не могла лезть в душу к такой выдающейся женщине, тем более на тридцать лет старше! Но у нас были близкие отношения, честно говоря, я была в шоке, что она никогда не советовалась со мной. Поделись Маша раньше, сказала бы ей правду: «Даже не надейся, лучше сама отойди. Любовь тут ни при чем: брак музыканта и Артистки – из тех кармических союзов, на которых держится мир. Эта женщина во многом сделала этого мужчину, и их отношения надо уважать. Какие бы романы на стороне у обоих ни случались, он никогда жену не оставит». Но Р. обещал развестись и клялся в любви до гроба. В какой-то момент он уехал для окончательного разговора с женой, которая тогда жила в их доме в Испании. Обещал вернуться через пять дней, уже навсегда. И пропал – тоже навсегда. Спустя несколько лет, когда Максимилиан будет снимать документальный фильм «Моя сестра Мария», я спрошу у нее в кадре:

– Вы больше не виделись?

– Никогда. Он даже не позвонил.

Но Мария ждала. Ежедневные, написанные как под копирку строки ее дневника похожи на заклинания: «Все будет хорошо – он вернется. Оставайся позитивной. Нельзя терять надежду». Но надежда Машу оставила. Она отправила домработниц и секретарш на отдых, подготовила записку о том, что просит никого не винить, и выпила шестьдесят таблеток, которые применяют при бессоннице и анестезии. Вскоре этот препарат назовут «наркотиком изнасилования»: принявшие его жертвы ничего не помнят. Не знаю, где Мария эти таблетки раздобыла: выпить она могла, и жахнуть крепко, но без тени мрачного алкоголизма, а наркотиками и вовсе не увлекалась.

Маша хорошо подготовилась, не приняла в расчет только свою подругу Натали. Она была экстрасенсом и увидела Шелл лежащей в постели. А поняв, что уже два дня никто не отвечает на звонки, подняла тревогу. Когда мы с Максом попали в ее мюнхенский особняк, Мария была жива. Десять дней она пролежала в коме, но выкарабкалась. Все были счастливы, дни пошли прежней чередой, и первое время никто не подозревал, как сильно эта история повредила Машин рассудок».

В одном из интервью Щедрин подтвердил, что действительно дружил с семьей Шелл:

– Но когда с Марией случился душевный кризис, меня уже три месяца не было в Германии. Обо всем я узнал в Англии из газет. Так что в этом смысле у меня есть алиби.

Алиби – хорошая вещь, Родион Константинович…

«Где-то на сорок пятом году их совместной жизни он, наконец, ощутил себя полновластным хозяином и господином и наслаждался этим статусом, как крон-принц, получивший свою долгожданную корону, – рассказывал Сергей Николаевич. – На моей памяти Майя никогда ему не возражала. При всей своей природной строптивости и, как считалось, невыносимом характере она была на редкость послушной женой. По крайней мере, в то последнее десятилетие, которое я застал.

Другое дело, что по своему легкомыслию и простодушию она все время попадала в какие-то несуразные истории, которые Щедрину приходилось улаживать. Она была классической trouble woman. То она, не глядя, подмахивала свою подпись на контракте, из-за которого потом несколько лет приходилось судиться. То ее кидали очередные доброхоты-спонсоры, и Щедрин судорожно собирал деньги, чтобы расплатиться с кредиторами. А то на радость бульварным СМИ вдруг объявлялась некая лжедочь из Израиля. С ней тоже надо будет судиться, тряся разными экспертизами и справками, что Плисецкая никак не может быть ее матерью. Все это Щедрину приходилось брать на себя, доказывать, спорить, нервничать, срывать голос, нанимать адвокатов. Не говоря уже о практических и финансовых заботах, связанных с их непростой жизнью на три дома (был еще дом в Тракае, в Литве) и фактически на три страны».

«Некая лжедочь из Израиля» – отдельная история, на которой нам придется ненадолго остановиться.

Как мы знаем, Майя Михайловна в свое время не решилась родить ребенка и бросить сцену.

– Балет предусматривает помимо всего прочего замечательное телосложение и отличную физическую форму, – оправдывал жену Родион Щедрин. – После родов с любой женщиной происходят революционные изменения. Многие балерины потеряли свою профессию…

В 1999 году на Западе, а затем и в России наделала много шума история с «дочерью Майи Плисецкой» Юлией Глаговской, гражданкой Израиля. Все началось со статьи лондонского собкора «Московского комсомольца» Владимира Симонова «Здравствуйте, я дочь Майи Плисецкой». Сюжет этой истории был следующий.

В 1976 году почти одновременно в ленинградском роддоме (а точнее, в спецклинике КГБ) оказались две женщины: Майя Плисецкая и Людмила Глаговская, жена чекиста. Младенец чекиста родился мертвым, и отец его, по договоренности с врачами и Плисецкой, якобы тайно взял себе ребенка балерины.

Этот Борис Глаговский совершил подмену младенцев, не поставив жену в известность. Более того, он будто бы просил врачей скрыть от нее факт смерти их ребенка. Юлия Глаговская утверждала также, что ее приемный отец приходится Майе Михайловне каким-то дальним родственником по отцовской линии. Он был приставлен присматривать за артистами Большого театра, а тут такой случай: беременность Плисецкой. Никого в этой истории не смущало, что балерине шел уже 51-й год… Предположим, ей и правда довелось забеременеть в таком возрасте, чего ж не бывает. Но рожать? Неужели Майя Михайловна решилась на такое? И смогла выносить ребенка в свои годы? Невероятно!

«…она не просто не успела сделать аборт, а собралась рожать намеренно, по совету врачей: ей рекомендовали родить, чтобы восстановить гормональный баланс и продлить сценическую жизнь, – туманно поясняла Юлия. – О ребенке она не думала, роды были для нее медицинской процедурой».

Юлия с детских лет знала, что они с Майей Михайловной родственники. Помнила, что когда она была совсем маленькой (три – четыре года), отец надевал на нее красивое платье, завязывал пышный бант на голове, и они ехали в гости к… тете Майе, которая приезжала в Ленинград к другой тете – Эре. Как известно, родственница с таким именем в Ленинграде у Плисецкой точно была.

«Майя Михайловна мне очень нравилась, потому что “вкусно” пахла, – говорила Юлия Глаговская. – И еще потому, что учила играть на пианино – на басах изображала, что говорит Волк Красной Шапочке (это мне особенно нравилось)».

По этому рассказу выходит, что Плисецкая всегда знала, что Юлия – ее дочь, и даже виделась с ней, когда девочка была еще маленькой? Впрочем, по другому признанию Юлии, в ее детские годы виделись они с Майей Михайловной лишь однажды. И это не единственное противоречие в ее рассказах.

Майя Плисецкая и Родион Щедрин. 1962 г. Фотограф – Владимир Малышев.