Майя Плисецкая. Богиня русского балета - читать онлайн книгу. Автор: Елена Обоймина cтр.№ 61

– Она была настолько эмоциональным человеком, что ей требовалась подпитка, – туманно утверждала одна из коллег Плисецкой, причем даже не работавшая в Большом театре. – Для вдохновения. В балетных кругах, конечно, ее за такое поведение осуждали…

– Всегда и везде Майя Михайловна говорила, что, кроме супруга Родиона Щедрина, не замечает других мужчин, – рассуждала в интервью «Экспресс-газете» другая балерина и актриса. – А на самом деле романы у нее были, начиная с Роберта Кеннеди и заканчивая одним моим одноклассником по балетному училищу.

О себе и своем собственном романе с двоюродным братом Плисецкой любительница пооткровенничать скромно умолчала…

Надо отметить, что находились «знающие» все о Плисецкой и за рубежом. Например, немецкий журналист Норберт Кухинке, одно время работавший в СССР в качестве корреспондента журнала «Шпигель». Читатели могут помнить его по роли чудаковатого профессора Билла Хансена в фильме «Осенний марафон».

Кухинке написал книгу о жизни советской культурной элиты, где выложил многое, что ему было известно. В том числе и о знаменитой балерине. В беседе со своим коллегой из «Экспресс-газеты» Норберт озвучил следующее, свалив в кучу разные «факты».

– Знаете, живи она с молодости на Западе, сейчас была бы миллионершей. Плисецкая в то время не высказывалась публично по поводу советской системы, но она ее не принимала. Кстати, в своей книге я написал далеко не все. Туда, к примеру, не вошло, что Майя была сексуально ориентированной женщиной (??? – Авт.). Об этом знали, но не говорили. У Плисецкой было много романов – от водителей до кинорежиссеров. Родион Щедрин закрывал на все глаза, лишь бы жена оставалась довольна.

Видимо, это о книге Норберта Кухинке столь зло и пренебрежительно писала Майя Михайловна?

«Бредни западного журналиста, накатавшего пухлую книжицу о невеселой советской жизни, где – мимоходом ни разу ни меня, ни Щедрина вблизи не встретивши, – с чьей-то грязной завидущей клеветнической пасти наболтавшего, что мы питаемся кремлевскими пайками и яствами: клевета. Плисецкая и Щедрин даже адреса этого райского учреждения не ведали. Свои “кремлевские пайки” мы покупали на московских рынках. Да кое-когда что перепадало в буфете Большого театра. Сказать завистнику, сальеришке, что Плисецкая плохо танцует, что Щедрин музыку пишет плохо – ненадежно: посмотрят, послушают – еще разуверятся, поймут, что мелконькая клевета это да зависть. А про пайки услышат, про истеблишмент – навострят свои заполитизированные ушки, на черное-белое вмиг все разделят, на семь пар чистых, семь пар нечистых – все так хорошо, удобно, складно по двум полочкам раскладывается: после телячьих ножек с отварной спаржей, запитых бутылкой доброго бургундского. Я, леди и джентльмены, известный советолог, просвещенный специалист по России (а сам-то провел в России каких-то несколько месяцев, по-русски ни слова не говорит, что надули в уши у клеветника на дому между борщом и котлетами по-киевски, в книжицу свою и тиснет)» (Майя Плисецкая. Тринадцать лет спустя).

«…Ни разу ни меня, ни Щедрина вблизи не встретивши…» – если это о Кухинке (а из пересказанного содержания книги явствует, что именно о нем), так это, мягко говоря, неправда: журналист, судя по его рассказам, не раз встречался с Плисецкой и ее мужем, бывал у них дома, общался с ними на разные темы. Свидетельством тому – фото, на котором запечатлена его беседа за столом с Майей Михайловной…

Председатель совета ветеранов Большого театра, многие годы проработавшая вместе с Плисецкой (была в свое время солисткой в характерных танцах), не раз делилась с прессой: в коллективе Большого якобы ни для кого не было секретом, что супруги часто находились на грани разрыва и Щедрин много раз уходил от Майи Михайловны. И только здравые доводы парткома (кто же будет танцевать в ваших, товарищ Щедрин, балетах и в каком театре?) возвращали взбунтовавшегося мужа «в семью». Но ни композитор, ни балерина никогда не выносили сор из избы и не откровенничали с журналистами ни о чем подобном.

Ив Сен-Лоран и Майя Плисецкая. 1971 г. Фотограф – Алан Дижон.

Такое достойное поведение этой супружеской пары кому-то может показаться непривычным и даже невероятным – мало ли вокруг обратных примеров? Но даже в своих книгах Майя Михайловна ни словом не обмолвилась о боли, причиненной ей мужем. В опубликованных мемуарах Марии Шелл немецкая актриса откровенно призналась: у нее был многолетний роман с русским композитором Родионом Щедриным. Из-за этого, якобы, она даже чуть было не покончила жизнь самоубийством.

Однажды Плисецкая на вопрос журналиста, приходилось ли ей ревновать мужа, коротко отрезала:

– Никогда. Повода не давал…

Но… эти неугомонные мемуаристы, они все вспоминают и вспоминают… В их числе – актриса Наталья Андрейченко, Мэри Поппинс российского кино, которая в журнале «Караван историй» поведала однажды о своей жизни с зарубежным мужем – знаменитым актером Максимилианом Шеллом. В том числе Наталья рассказала и о его сестре Марии Шелл, суперзвезде немецкого кинематографа 1950–1960-х гг. И хотя в этой истории не названы имена Щедрина и Плисецкой, но здесь, как говорится, все слишком прозрачно.

«Мы познакомились, когда Марии было уже под шестьдесят… Главная заводила семейных праздников, Мария следила, чтобы все держались вместе, иногда даже с перехлестом. Но порой вдруг пропадала, и казалось, из семьи вынимали душу – настолько мы привыкли к ее опеке. Все знали, что скрывается за такими исчезновениями: к Марии в очередной раз приехал ее русский возлюбленный, известный музыкант, назовем его Р.

Мы познакомились с Машей еще до свадьбы, она задаривала меня подарками, часто бывая в Москве проездом. Как я потом узнала – по пути в Литву, где Р. жил со своей законной женой, великой русской Артисткой. Артистка и Мария дружили. Не знаю как, но на Западе умеют общаться даже те, кто заключен в оковы любовного треугольника, причем общаться довольно искренне.

Я тоже знакома с этой великой актрисой, не перестаю любить ее по сей день. Для меня много значит вся ее семья. Я не вылезала из дома ее легендарной мамы, снимавшейся еще в немом кино, приятельствовала с братом, с которым мы работали на одном из фильмов. Над братом Артистки, любителем поесть, подшучивали, что у него в глазах одна колбаса стоит. Он соглашался: мать была репрессирована и родила его в лагере, они голодали…

После того как мы поженились, в Дегтярном шел перманентный ремонт, и Шелл попросил Р. помочь подыскать нам съемное жилье. Тот ответил жестко: «Я не бюро по аренде квартир». Максимилиан обалдел, ведь музыкант был почти членом семьи! Шелл говорил: «Я попросил Р. о помощи, зная, что он влиятельный человек. Хотел тебя защитить. А он повел себя так, как недопустимо между людьми».

И больше не хотел о музыканте слышать. А Мария верила, что они с любимым будут вместе.