Майя Плисецкая. Богиня русского балета - читать онлайн книгу. Автор: Елена Обоймина cтр.№ 42

А дома, в Москве, Плисецкую ждал еще один дебют. Балерина с удовольствием готовила партию Жар-птицы в хореографическом шедевре Михаила Фокина, впервые показанном Большим театром весной 1964 года. Привлекала ее и музыка Игоря Стравинского. Как известно, этот одноактный балет, поставленный балетмейстером еще в 1910 году для дягилевских Русских сезонов в Париже, никогда ранее не шел в Москве.

«Жар-птица – самое фантастическое создание народной сказки и вместе с тем наиболее подходящее для танцевального воплощения, – считал М. Фокин. – Но нет такой сказки о Жар-птице, которая бы целиком подошла к балету. Я взялся соединить различные народные сказки в одну».

Жар-птица фокинского балета – таинственное, фантастическое существо, и такой ее и показала Плисецкая. Когда она попадала в руки Ивана-царевича, кажется, зрители видели действительно птицу, настолько точно передавала балерина птичьи повадки, быстрые повороты головы. Отпущенная на волю Иваном, сказочная птица дарила царевичу волшебное перо. И в следующий раз, вызванная на помощь мановением этого пера, Жар-птица – Плисецкая представала настоящей волшебницей.

По задумке Фокина Жар-птица была единственным персонажем этого балета, танцующим на пуантах. «Естественно, что исполнение Жар-птицы различными балеринами, начиная с Карсавиной и кончая Марго Фонтейн и Надей Нериной, постепенно совершенствовалось и усложнялось в виртуозной части партии, – подчеркивала балетовед Н. Рославлева. – Но, кажется, полностью воплотить мечту выдающегося балетмейстера смогла только Плисецкая».

«Танец Плисецкой состоит словно из огненных, сверкающих вспышек, передает капризно-неукротимый трепет, – писал о ее Жар-птице балетный критик Б. Львов-Анохин. – В движениях рвущейся из рук Ивана-царевича Жар-птицы – причудливое соединение мольбы и гнева, испуга и игры. Балерина воплощает в этой партии непостижимую неожиданность порывов; веришь, что это сказочное существо невозможно смирить, удержать, приручить. Она – образ искрящегося, вольного, ослепительного полета фантазии».

Весной 1964 года балерина приняла участие в мероприятии государственной важности: вручении Ленинских премий деятелям литературы и искусства. Оно проходило в торжественной обстановке в Свердловском зале Большого Кремлевского дворца.

«Наверное, она при каждом очередном награждении говорила, что коммунизм хуже фашизма. Интеллигенция», – выскажет предположение годы спустя пользователь социальных сетей.

Да нет, не говорила.

Известна речь, произнесенная Майей Плисецкой в момент вручения Ленинской премии:

– Сегодня – один из самых счастливых дней моей жизни. Присуждение мне Ленинской премии – высшее признание искусства, которому я служу.

Майя Плисецкая на репетиции. Буэнос-Айрес. 1976 г.

Известие о присуждении мне Ленинской премии застало меня в Италии. Я была поражена, с какой любовью, с каким благоговением относятся там к имени Ленина. У поздравлявших были восторженные лица. Все газеты сообщили об этом событии. Там, далеко от Родины, я почувствовала, как много значит для итальянцев премия, носящая имя великого Ленина.

Получая Ленинскую премию, я хочу поблагодарить мой родной Большой театр, Комитет по Ленинским премиям и Советское правительство за высокую награду, которой я удостоена.

Конечно, речи для таких мероприятий готовились заранее, и не исключено, что балерина просто озвучила те фразы, которые ей предназначались. Но высокая награда действительно порадовала балерину.

«Из сегодняшних дней можно усмехнуться: Майя Плисецкая – лауреат премии Ленина. Как такое возможно!.. Но, получив этот высший знак советского отличия, я была в те дни горда и счастлива. Лицемерить не буду. Меня предпочли тайно, не обратив внимания на ворох подметных писем, отправленных моими “доброжелателями” в адрес президиума комитета. До меня Ленинскую премию в балетном искусстве получили лишь двое: Уланова и Вахтанг Чабукиани. Я стала третьей в этом ряду» («Я, Майя Плисецкая»).

– Она тяжело шла к своему успеху, – говорил друг балерины и ее давний поклонник Игорь Пальчицкий. – Нелегко ей было, но… она пришла. И очень много лет была настоящей хозяйкой театра. И от этого театра, и от этой страны она получила все. Все регалии, все премии. Она жаловалась, что она не могла танцевать что хотела? Она не одна была в таком положении.

Присуждению главной в стране премии предшествовали творческие вечера Плисецкой, прошедшие в Большом театре 25 февраля и 9 апреля того же года. Первый из двух концертов, в программу которого входили большие фрагменты из балетов «Дон Кихот», «Спящая красавица», «Спартак» и ее знаменитый концертный номер «Умирающий лебедь», транслировался по телевидению. Миллионам зрителей Советского Союза была подарена возможность увидеть, как танцует Майя Плисецкая.

Балерина получала множество писем от восхищенных телезрителей. Одно из них было от давних почитателей балета: «Мы помним еще Павлову и Карсавину и вполне отдаем себе отчет в том, какой колоссальный труд, даже при врожденном таланте, необходим для такого совершенства. Мы не могли удержаться, чтобы не написать Вам, что Вы жемчужина русского балета и национальная гордость России».

В следующем, 1965 году Большой театр поручил своему главному балетмейстеру Юрию Григоровичу перенести его оригинальную постановку балета Арифа Меликова «Легенда о любви» на московскую сцену. Одну из главных партий в этом балете предстояло танцевать Майе Плисецкой.

– Я с большим волнением работаю над образом моей героини, восточной царицы Мехменэ Бану, – признавалась в то время Майя Михайловна. – Это образ страстной, любящей женщины, жертвующей своей красотой, чтобы спасти жизнь сестры.

Интересно то, что после премьеры «Легенды…» в 1961-м в Ленинградском театре имени Кирова балетмейстер ставил его в Новосибирском (1961) и Азербайджанском (1962) театрах оперы и балета, а также за рубежом – в Чехословацком национальном театре (1963). И вот наконец в Большом театре решили, что настала и его очередь.

Накануне премьеры Плисецкая говорила о новой партии:

– Эта работа совершенно захватила меня… Я ее даже боюсь. Что за величие и истинность страстей, что за могучесть духа, какая сложность характера и какая глубина страданий!

По мнению балерины, во всем мировом балетном репертуаре не было ни одной женской трагической роли, равной по силе Мехменэ Бану. «Ни одна женщина не пошла бы на это, – считала балерина. – Жизнь отдать – да. Красоту – нет! Даже для любимой сестры».