Комната на Марсе - читать онлайн книгу. Автор: Рэйчел Кушнер cтр.№ 46

Что-то согнуло его в дугу.

Он падает на пол, но пытается подняться. Сокамерник, надо же. Шарахнул его по затылку. Непонятно чем. Чем-то внушительным.

Ему нечем дышать. Дока душат самодельной удавкой.

А разве есть какие-то еще?

В голову лезут посторонние мысли даже в моменты жизни и смерти. Всегда говорят «самодельная удавка». Док тянется к ней – крепкая такая, из…

Ему нечем дышать!

Зубная нить? Гитарная струна?

Он пыхтит и рычит, борясь за жизнь с животным упорством. Док пытается…

Нет сил…

18

Я почувствовала, что отделалась от Курта Кеннеди в Лос-Анджелесе, хотя несколько раз мне казалось, что я узнаю его в других мужчинах, имевших те же отталкивающие физические признаки: толстые мясистые голени, красноватую кожу, лысый неровный череп, а один раз мне показалось, что я слышу его хриплый голос. Но Лос-Анджелес был новой планетой, с закатами цвета фруктового мороженого, людьми в сандалиях в январе, огромными райскими птицами, супермаркетами с сияющими рядами тропических фруктов. Я начала успокаиваться, чувствовать себя свободной от удушающей фамильярности Сан-Франциско.

На самом деле я переехала с Джексоном в Лос-Анджелес не только затем, чтобы избавиться от Курта Кеннеди, но и чтобы быть с Джимми Дарлингом, получившим преподавательскую должность в Валенсии. Жилье, которое он снимал, принадлежало эксцентричному старому художнику, все время жившему в Японии. Большая часть строений на ранчо сгорела во время лесного пожара, так что старый художник жил в металлическом трейлере «Эйрстрим». Он установил над ним деревянную решетку, обвитую виноградом, чтобы обеспечить прохладу. Джексон обожал это место, потому что оно было похоже на лагерь. В отдалении от трейлера стояла молочно-зеленая кабинка биотуалета «Энди Гамп» с настежь открытой дверью. Я лежала в гамаке в тени с Джимми, ела пурпурно-колючую грушу, росшую вдоль границ владения, и отпускала Джексона кормить яблоками и травой старых арабских кобыл, пасшихся на большом влажном лугу. Мы с Джексоном оставались там на ночь, но с утра всегда поднимались и ехали долгой дорогой обратно ко мне, в мою так называемую реальность. Я не хотела жить с Джимми. Он был не тем человеком, к которому ты переезжаешь, строишь совместную жизнь. Он занимался своими делами, а я своими, и каждые несколько дней мы съезжались и радовали друг друга, но без всяких обязательств. Мы гуляли по окрестностям. Они с Джексоном строгали что-то. Чесали за шею пузатую козу, бывшую спутницу старого художника. Когда там шел дождь, заброшенный бассейн по соседству, оставшийся от сгоревшего ранчо, заполнялся лягушками, чье хоровое пение приводило Джексона в восторг. Когда я укладывала его спать на матрасе на полу трейлера, мы с Джимми пили текилу за столиком под навесом, а потом переходили к благодарному пьяному сексу в единственной кровати в трейлере. И кровать, и трейлер были слишком малы для двоих – как в психологическом, так и в практическом плане.

Художник, живший на коневодческой ферме, спасался от посягательств разных женщин, как сказал мне Джимми. Биотуалет служил женщинам знаком не ожидать особого комфорта. Кровать была односпальной. Мы с Джексоном приезжали туда только по выходным. Джексон ходил в детский сад, так что среди недели ездить было неудобно. Меня это устраивало, но иногда по дороге обратно в Лос-Анджелес, с Джексоном на заднем сиденье, у меня возникало чувство, что мое уединение, к которому я возвращаюсь, слишком просторное и пустое. Тогда как Джимми, вероятно, просто заходил в студию старого художника и начинал мастерить что-нибудь, потому что такова была его натура, и он не имел особой склонности к разрушительному самокопанию. Я проезжала мимо уродливой электростанции в Бербанке, смотрела на клубы пара, поднимавшиеся из труб, и ко мне приходило неприятное осознание того, что Джимми Дарлинга не гложет тревога и у него имеется свое место в этом мире. Он был кем-то. Возьмите противоположное значение, и вы поймете, кем я себя чувствовала.

Это ощущение едва ли было связано с чем-то, что мне было нужно исправить или улучшить. Это просто касалось того, кем я была по сравнению с Джимми, что выставляло мою жизнь в дурном свете. Но я бы не хотела встречаться с кем-то еще более запущенным, чем я. Сразу, как я переехала в Л-А, я столкнулась с парнем из Сан-Франциско, гитаристом, который встречался с одной моей знакомой и играл в группе, считавшейся крутой. Он рассказал мне пятнадцать кошмарных историй о своих героиновых рецидивах и о том, как его сосед по комнате умер от передоза, и его брат тоже, и еще что-то об одной девушке, которую звали Лапша, пытавшейся свалить на него вину за смерть соседа на том основании, что это якобы он доставал ему наркотики, и как он после всего этого старался собрать свою жизнь по кусочкам, как он был рад выбраться из Сан-Франциско, и что нам надо зависать вместе и все такое. У него на руках были татуировки с мордами монстров, которых раньше я не видела. Они напоминали горгулий, призванных отгонять темные силы, только он сам излучал их, и мне захотелось отделаться от него как можно скорее.

Квартира, которую я снимала, была недалеко от озера в парке Эхо, на извилистой улице, застроенной разрушавшимися викторианскими домами, чуть севернее центра города. Квартира принадлежала одной девушке из Сан-Франциско, которую я знала, стриптизерше, уехавшей на Аляску работать в тамошних мужских клубах. Многие девушки ехали на Аляску зарабатывать деньги, но никто не возвращался домой с большим наваром. Они немало зарабатывали в этих клубах, но жизнь там была такой скучной и гнетущей, что они все время пили, а выпивка там была дорогой, как и все остальное. Девушки возвращались с массой впечатлений от Аляски, но без всяких сбережений. У моей подруги была приятная квартира, потому что дома, в Л-А, она зарабатывала огромные деньги в клубах в долине Сан-Фернандо. У них имелась репутация, и, как я обнаружила, они ей соответствовали. А если точнее, обнаружила после обломного начала в клубах Голливуда, которые были настоящим раем для туристов, приходивших туда парами, чтобы хлопать глазами, и не собиравшихся платить за приватный танец. Нет ничего хуже, чем когда приходят твои ровесники и пялятся на тебя. Всегда лучше иметь дело только с теми клиентами, которые знают правила и играют по ним. С теми, кому нравится воображать, что на свете есть девушки в стразах и на канареечно-желтых шпильках, которые на самом деле балдеют, обтирая грудью физиономии пожилых мужиков. Клиенты, которых мы хотим обслуживать, это те, кто верит, что девушки выбирают стразы и шпильки потому, что им это нравится, а не потому, что они просто играют свою роль. Как только я нашла правильные заведения для работы, я стала получать большую прибыль. Но что касается точных цифр, имейте в виду, что все, кто работает в таких местах – бармены, официантки, стриптизерши, – получают, помимо основной зарплаты, чаевые. Похоже, люди так устроены. Они не то чтобы врут. Просто берут свой самый лучший день из всех, свой самый грандиозный куш, что-то эпохальное, и говорят вам, что это их нормальный уровень. Все так делают. Так что я могу сказать вам, сколько я получала за пятничный вечер в долине, словно это была обычная смена, но я назову свою лучшую пятницу всех времен, а вовсе не рядовую. Обеденные смены, которые мне давали, когда я только начала работать, не приносили больших денег. Мужчины в обеденный перерыв приходят в китайский буфет, чтобы набить брюхо, а не за женским обществом. Я сидела в задней части театра и скучала, стараясь не замечать запаха кисло-сладкой свинины и слушая, как Дэвид Ли Рот поет, что все, что тебе нужно, это прыгнуть. Одна стриптизерша повторила мне раз шесть, что он сам был дизайнером своей одежды для этого клипа. Казалось, это был единственный факт, в котором она была твердо уверена.